Ротманн: О каком знамении ты ведешь речь?
Ян ван Лейден: Согласны ли мы или не согласны с тем, что Мюнстер — это град Божий?
Хор горожан: Да, Мюнстер — это град Божий и принадлежит Богу.
Ян ван Лейден: Но как же в таком случае возможно, чтобы люди, людьми избранные, управляли тем, что принадлежит Богу?!
Книппердолинк: Господь вразумил граждан Мюнстера и указал им, за кого подать голос при избрании магистрата.
Ян ван Лейден: А в эту самую минуту, Он просветил меня, а теперь просветит и вас — и вы увидите во мне преемника Яна Маттиса и провозгласите меня таковым.
Ян Дузентсшуэр: Преемником Маттиса я признаю и провозглашаю тебя уже сейчас. Когда же придет время, скажу и больше.
Ротманн: Я признаю тебя преемником Яна Маттиса.
Книппердолинк: И я признаю тебя преемником Яна Маттиса.
Ян ван Лейден: Тогда по праву, данному мне волей Господа и вашим признанием, объявляю магистрат нечестивым и с этой минуты — распущенным. А вместо него город наш будет отныне управляться двенадцатью старейшинами, которых мы сейчас изберем и которых я нарекаю Судьями двенадцати колен Израилевых. Их ведению подлежат дела общественные и частные, мирские и духовные. Ты будешь зваться Рувимом, ты — Симеоном, ты — Левием, ты Иудой, ты — Даном, ты — Нефтали, ты — Гадом, ты — Асиром, ты — Иссахаром, ты — Завулоном, ты — Иосифом, и, наконец, ты — Вениамином. Меня же вы должны почитать как отца и повиноваться мне как вождю, подобно тому, как почитали Иакова и повиновались ему те, чьи имена я дал вам.
Книппердолинк: А я?
Ян ван Лейден: Ты, Книппердолинк, будешь моим оруженосцем, тем, чья власть и могущество уступают лишь Яну ван Лейдену.
Ротманн: Должен ли я спросить о себе?
Ян ван Лейден: Ты — Ротманн, а потому ни в чем более не нуждаешься.
Хор судей израилевых: Господь говорит устами Яна ван Лейдена, и слово его отныне — закон для Мюнстера.
Ян ван Лейден: Только праведникам найдется место под сенью возрожденной Церкви, а потому ужасной карой покаран будет всякий, кто, испросив и восприняв новое крещение, снова впадет во грех. Лютой смертью умрут клевещущие, подстрекающие к смуте и бунту, поднимающие голос против родителей своих, не повинующиеся приказам хозяев своих, прелюбодействующие, развратничающие, ропщущие, а равно и те, кто затевает распрю, и те, кто приносит жалобу без должных оснований. Таков установленный мной закон, вам же надлежит следить за тем, чтобы никто не дерзнул преступить его. Вы стражи моего правосудия. Ибо довольно погибнуть лишь одной душе в Мюнстере, как погибнет весь Мюнстер.
Хор судей израилевых: Праведный народ мюнстерский, изгони грех из среды твоей, помни, что возвещено было пророком: «…87….»
Ян ван Лейден:
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Голос за сценой: Олоферн, военачальник ассирийский, пал не от руки юноши. Не герои и не великаны, наделенные телесной мощью, противостали ему. Но Юдифь, дочь Мерари, погубила его красотой своего лица. Она сняла свой вдовий убор, нарядилась в богатые одежды, чтобы для славы и торжества своих соплеменников-израильтян соблазнить Олоферна. Умастилась благовониями. Надела тюрбан. И красота её пленила душу Олоферна. И она отрубила ему голову его собственным мечом.
Пауза. Из церкви Святого Ламберта начинают выходить горожане, слушавшие проповедь. Постепенно все исчезают. На сцене остаются Гертруда фон Утрехт и Хилле Фейкен.
Гертруда фон Утрехт: Пути Господни неисповедимы, непостижны разумению человеческому. Господь волен в своих желаниях. В стенах крепости Ветулия стояла целая армия израильтян, однако же Он решил, что ассирийцы, осадившие город, будут побеждены слабой женщиной.
Хилле Фейкен: Душа моя пребывает в смятении.
Гертруда фон Утрехт: Отчего?
Хилле Фейкен: Оттого что я не знаю, Господу ли принадлежит тот голос, который звучит в ней неумолчно, приказывая мне спасти Мюнстер. Или же это демоны гордыни и самонадеянности обуяли её, влезли мне в душу, чтобы искушать меня.
Гертруда фон Утрехт: О чем ты? Говори ясней.
Хилле Фейкен: Если Господь пожелал, чтобы Олоферн, военачальник царя Навуходоносора, пал от руки Юдифи, вдовы Манассии, почему бы не пожелать Ему, чтобы девица Хилле Фейкен убила епископа Вальдека, полководца папы?
