Хозяин остановил ее жестом, пригласил сесть.
— Кто вы по специальности?
— Инженер-химик.
— Я тоже. Только кораблестроитель. Нам есть о чем поговорить, правда?
Хозяина звали Тони. На самом деле у него было другое имя, греческое, но, видимо, он счел, что хозяину пиццерии больше подходит имя Тони.
Заведение было расположено в уютном районе, на углу Парк-авеню и Санта-Клары. Посетители, любуясь зеленью за окном, коротали время за бокалом итальянского вина или пива, не спеша отрезали кусочки от пиццы, выклевывали вилкой грибы и помидоры… На десерт заказывали пирожные или мороженое. Вскоре хитом пиццерии стали русские котлеты, а Нателла получила должность шеф-повара. Следы на руках от ожогов и порезов постепенно затянулись, мозоли сходить не торопились.
С Тони Нателла, к своему удивлению, разговаривала уже почти свободно: занятия на бесплатных курсах английского для приезжих не прошли даром. Но еще больше поражал ее Антон, который схватывал язык буквально на лету, успешно учился в high school и думал о профессии дизайнера.
Между тем год, отведенный им на знакомство с достопримечательностями страны, подходил к концу. Когда Тони искал адвоката, который мог бы помочь Нателле решить проблему с визой, он вдруг признался себе, что у него гораздо больше причин делать это, нежели он полагал. Разумеется, его главной целью было помочь людям, оказавшимся в трудной ситуации. К тому же он не хотел терять ценную сотрудницу. Причем не только сотрудницу, но и прекрасную собеседницу: она прочитала столько серьезных книг, сколько ему и не снилось, — это можно было как-то использовать в совместном бизнесе. Как и то, что она была не только умницей, но и красивой женщиной — это очень важно для ведения дел. Такой красивой, что ему все время хотелось ее видеть. Мало того, он не мог прожить без нее и дня.
Последний ее разговор с Тони был тяжелым. Он был готов развестись с женой. Нателла говорила ему, что он ей тоже нравится и что она ему за все благодарна и будет всегда помнить, но не может позволить себе разрушить его семью. У Тони в глазах стояли слезы. То и дело он сжимал кулак и коротко стучал им по столу, заставляя тихонько звенеть столовые приборы. Он проклинал ее за то, что она сумела найти слова, которые не оставляли ему надежды и не давали повода для ненависти. Когда она ушла, он долго смотрел сквозь стеклянную дверь на улицу, вспоминая, как впервые увидел за этой дверью золотистую челку и насмешливые голубые глаза, взгляд которых выражал притворную покорность. Видение возникало, пропадало и снова возникало. Тони хотелось твердо сказать ему «sorry», но он раз за разом произносил: «What сап you do?» — и блаженно улыбался.
Нателла познакомилась с Мохаммадом, когда он, заглянув в пиццерию, по каким-то признакам сразу понял, откуда она. Он учился в Москве и в Ленинграде, поэтому русским владел безупречно. В Америку семья переехала после того, как к власти в Кабуле пришли талибы. Мохаммад и Тони давно знали друг друга: ресторан, который держала афганская семья, находился в двух кварталах от пиццерии, но когда афганец вдруг вдруг воспылал любовью к итальянской еде, Тони испытал некоторое беспокойство…
Теперь Нателла готовила пиццу, лазанью и ризотто у афганцев. Котлеты остались фирменным блюдом в пиццерии.
Поначалу у Нателлы не складывались отношения с сестрой Мохаммада, Фатимой. Наконец та нарушила молчание:
— Твои русские убили моего мужа. Как мне с тобой разговаривать?
Нателла всегда считала, что каждый человек должен отвечать только за свои дела.
— Фатима, — ответила она, — я потеряла на этой войне друзей. Только не мы с тобой эту войну начали — нечего нам и ссориться.
— Пусть ты не начинала эту войну, но почему ты молчала? Почему не выходила на улицу, не протестовала?
— Без толку было протестовать. Да и что мы знали об этой войне?
Фатима умолкла и отвернулась. Отношения наладились не сразу.
Работала Нателла пять дней в неделю. Жилье снимала недорогое, кое-что получалось скопить. Однако вопрос со статусом все еще оставался нерешенным. Однажды она спросила у Мохаммада, как удалось получить вид на жительство его семье. Мохаммад ответил просто:
