— Никому не пришло в голову сделать одну простую вещь! — Кэссиди выпростал из-под рукава свитера наручный комм и ткнул несколько раз. Тот посвистел тихонько, а после щелкнул — вызов принят.
— Привет, Пэдди. Только один вопрос: у тебя совесть есть?
— Почему именно этот? — Густой голос, несомненно, принадлежал Бротигану. — Пеленговать меня бессмысленно, Кэс, я иду пешком. Что же до совести: я служу своей стороне, как ты служишь своей, и совести у меня ровно столько же.
— Да, но бить старушку топором, видит бог, довольно некрасиво. А уж перекладывать ответственность на ребенка…
— Богов призывают в свидетели только чужим грехам. Монти взялась за то, что не должна была видеть, а перевести стрелку на Люссак вообще придумал ты. Я хотел всех спасти, честно. Я напьюсь от отчаяния, когда будет чем. Чем дольше вы оставались бы в неведении насчет этих занятных кубиков, тем больше было бы у нас шансов решить дело миром. Я действительно подключил подпорную вентиляцию, чтобы вы могли вывести гражданских, я ж не демон и не садист.
— Лучше бы ты погиб на пожаре, Пэдди.
— Не могу с тобой согласиться. Чем лучше-то?
— Тогда я мог бы тебя уважать! — со свистящей яростью выдохнул Кэссиди.
— Я мог не ответить на твой звонок, Кэс, и остался бы мертвым героем. Отношения профессионалов должны быть… профессиональными.
— А мальчик где? — вмешался Норм. — Не с вами?
— Мальчик?
— Тирод. Если вы его вытащили, черт с вами, идите с миром.
— Да я и так иду. Нет, я его больше не видел. Боюсь, он погиб: видно в дыму плохо, проще простого пойти в другую сторону, а если ему пришлось открывать переборку вручную, да если он открыл не ту… Там счет на секунды, а есть еще обратная тяга. Я сожалею.
— Иди ты к черту, Пэдди, и пусть тебе ни в чем не будет удачи!
Кэссиди прервал связь и уставился прямо перед собой.
— Разумеется, — сказал он, вытирая рукавом забрызганный слюной комм, — этот разговор мы могли инсценировать, чтобы вернуть мне ваше доверие и оставить вам одного крота вместо другого. Верите вы мне, как поверили Мари Люссак?
— Статистика несчастных случаев покажет, — честно ответил Норм.
* * *
Весь вечер Брюс согревался горячим чаем, а ночью, в самый холодный и неуютный час тот нанес ему ответный, подлый и мстительный удар. Терпел, сколько мог, стиснув зубы: наружу не хотелось. Пока оденешься, натянешь штаны и ботинки, совсем проснешься, а спать было так тепло, так славно, так спокойно.
Опыт экстремального туризма научил спать раздетым: десять минут ты греешь спальник, и всю оставшуюся ночь тот греет тебя, а электроподогрев — для неженок. Сегодня вечером было много шуток насчет двуспальников для семейных пар. Шутки-шутками, а они и детеныша еще между собой запихнут. Семья — механизм, предназначенный природой для выживания вида, во! Кажется, пришло время возвращать понятиям их исходное значение.
Однако в мокром спальнике спать не хотелось совсем, и Брюс рискнул на компромисс. Сунул ноги в ботинки, надеясь, что остальное замерзнуть просто не успеет и что тем приятнее будет нырнуть обратно в кокон, и жестоко обманулся. Приплясывая за ближайшим деревом, будучи в состоянии выговорить сквозь зубовный лязг только «нифигасе» и чувствуя себя при этом настоящим волосатым варваром, одним глазком Брюс все же наблюдал за хождениями вокруг командирского костра.
Бомонд!
Он тоже был один в палатке. Рубен так и не вернулся, и сыну мучительно не хотелось предполагать плохое. Конечно, «реполов» против этих — фанера, склеенная жвачкой, но в конце концов, если Рубен может переодеться в свой самолет, почему бы ему не переодеться в чужой? Что мешает? Недостаток воображения?
Нет, тело, конечно, жалко. Часть меня и все такое. Я и подумать не могу, что он не вернется. Вот только до смерти интересно — каким. В фильме про «ту войну» кто-то сказал, что все Эстергази ненормальные. Точно! Просто это у нас такая норма.
Ну все, а теперь — в палатку с приотвернутой полостью, пригнувшись, как в нору с разбегу, в спальник, в спальник, в спальник, и с головой — надышать чтобы…
Ой!
Первая паническая мысль — я ошибся? Это не та палатка?
