— Если не ошибаюсь, — промолвил он с улыбкой, — сегодня я буду спать как младенец.
Наутро его нашли в постели недвижным и бездыханным, с необычайно безмятежным выражением на лице: путешественник испустил дух в самой скромной обстановке, в самом глубоком сне. В тот год ему исполнилось двадцать девять — возраст Наполеона, посетившего пирамиды.
Алекса погребли на приходском кладбище, рядом с матерью; его имущество унаследовали общественные библиотеки, сиротские дома и женские образовательные учреждения. Сэр Гарднер Уилкинсон, переняв интерес ученика к национальным реликвиям — тоже в некотором роде наследство, — переехал вместе со своей возлюбленной Каролиной в Южный Уэльс, где скончался в ночь на двадцать девятое октября тысяча восемьсот семьдесят пятого года на семьдесят восьмом году жизни (столько же было Денону, когда он умер в Париже) и был похоронен в Лландовери под незатейливым обелиском.
Несколько недель после первого посещения Изумрудной горы Ринд задавался одним и тем же вопросом: прекрасен ли увиденный им погребальный чертог по контрасту с тем, что находится внутри Великой пирамиды, или же просто дополняет его. И наконец решил, подобно Денону, что тот, второй, с его ясной строгостью и пустым саркофагом, наверняка создавался как ранняя обитель вечности, место, в котором сходятся судьбы всех людей на свете. В феврале тысяча восемьсот пятьдесят шестого года шотландец вернулся в Лондон переменившимся человеком: теперь он держался еще невозмутимее, говорил с еще большим достоинством. У. Р. Гамильтон заглянул в его безмятежные, исполненные знания глаза — и все понял без слов.
— Что ж, юноша, — произнес он, — примите самые искренние поздравления. Я горжусь вами, как собственным сыном.
Молодой человек торжественно кивнул и спросил:
— Возможно ли устроить встречу с ее величеством?
— Я уже обо всем позаботился.
— Если хотите, — учтиво заметил Ринд, — я мог бы заранее поделиться с вами…
Гамильтон отрицательно замотал головой.
— Довольно и этого; теперь я сойду в могилу, зная, что послужил королеве и отечеству, что не сдался, не проиграл, что все старания были не напрасны. Да и потом, — прибавил он с лукавой улыбкой, — я слишком долго искал чертог, чтобы понять одну простую вещь: людям вроде меня подобные тайны не по зубам.
В манерах бывшего помощника государственного министра сквозила непривычная безмятежность и мудрость, а в речах даже слышался отзвук иронии. Шотландец мысленно подивился тому, как малая толика смирения способна утешить человека.
Случилось так, что, облачившись в красные одежды каирского бродячего фокусника, Ринд переступил порог уединенного кабинета в Виндзорском замке, благоговейными руками удалил оттуда портреты кисти Гольбейна, все украшения и сувениры, бережно занавесил окна, приклеил на стенах и потолке кусочки нагретого травертина, застыл в самом центре маленького космоса и поведал зачарованной королеве Виктории все, что ей так хотелось услышать.
— Ты станешь матроной эпохи, — провозгласил он, и это было только начало.
Случилось так, что на протяжении многих и многих десятилетий секреты чертога точно таким же образом Фридрих Уильям IV перенимал от Ричарда Лепсиуса в берлинском дворце Монбижу; паша Мохаммед Али — от Рифа'а аль-Тахтави в каирской цитадели; Папа Римский Пий VII — от падре Ладислава в римском Квиринале; Кристиан IV — от Фредерика Людвига Нордена во дворце Фреденсборг под Копенгагеном; Карл XII — от Корнелиуса Лооса в Королевском дворце в Стокгольме; калиф аль-Мамун — от визиря Хасана ибн-Сахля в багдадском Дворце вечности; Август Цезарь — от Элия Галла в императорском дворце на Палантине; Александр Великий — от верховных жрецов Сивы в храме Амона-Ра, как и бесконечный ряд других королей, императоров, фараонов — от своих личных лазутчиков.
(«Слетите к нему, ангелы Господни, примите душу его в объятия и вознесите ношу свою пред лице Всевышнего…»)
И случилось так, что Наполеон Бонапарт запоздало прозрел и понял истину на земле Святой Елены, за миг до того, как рухнуть на постель и навсегда перенестись в империю вечности. Откровение о великой судьбе, за которое он отчаянно цеплялся двадцать два года, оказалось мошенничеством. Ибо, перерыв страницы франко-арабского словаря, сверженный император все-таки вспомнил имя «красного человека», перевел — и, потрясенный, обнаружил то, что смутно подозревал долгие годы.
