Сдохни, тварь!
Подошел к ней заинтригованный до крайности, надо ж узнать, что человеку надо…
— Привет, — говорю, — Анюта. Как жизнь, как учеба, в целом как дела?
— Пока не родила, — эхом отозвалась она.
Ну хотя бы это радует, подумал я. Сели рядом на скамеечку.
— А здесь чего, в клуб пришла? Так его у нас отобрали давно.
— Нет, не в клуб я пришла, а к тебе, Сережа.
— Правда? И что сказать-то хотела? Давай не тяни кота за хвост.
— У тебя правда ничего с Инной не было? — покусав губы, спросила наконец она.
Вот оно чо, подумал я, а Анюта-то заднюю врубить надумала… где ж ты вчера-позавчера была, родная?
— Мне очень жаль, Аня, но с Инной у нас ничего не было до вчерашнего дня, а сейчас уже есть…
Анюта как-то нехорошо пошла красными пятнами, продолжая жевать верхнюю губу — как бы не случилось с ней чего, озабоченно подумал я.
— Ты же мне всю жизнь испортил, гад, — наконец выдавила она.
— Я? Всю? Испортил? — только и нашелся что ответить я.
— Ты ж меня как последнюю скотину бросил! — продолжила нагнетать градус Аня.
— Я бросил? Про Вовчика ты не забыла?
— Подожди, не сбивай меня… я же теперь из-за тебя ни есть, ни спать не могу!
Это вот совсем интересно… анорексию с инсомнией тоже на меня вешают…
— Что же мне сейчас делать-то прикажешь? — закончила она наконец свой трагический спич, подвигая к себе сумочку.
Хьюстон, сказал я себе, у нас проблема… она же реально больная на всю голову, что делать-то, Хьюстон? Молчит проклятый, самому разбираться придется.
— Для начала неплохо бы успокоиться, — тихо сказал я и положил руку ей на плечо, точнее сделал попытку положить, потому что руку она сразу сбросила со словами:
— Не трогай меня, скотина!
— Ладно, не буду я тебя трогать. Успокаивайся так… вместе то есть давай успокоимся и спокойно продолжим…
Но успокоиться мне как-то не удалось, потому что в этот самый момент Анюта вытащила наконец свою руку из сумочки, где она лихорадочно шарила последние несколько секунд, и в руке у нее был зажат большой кухонный нож с серьезным таким длинным и острым лезвием. Опа, подумал я, пытаясь отодвинуться подальше, получилось это плохо.
— Ну тогда сдохни, гнида! — громко сказала Аня и со всей силы двинула нож мне в брюхо, примерно в район солнечного сплетения. Вы никогда не пытались увернуться от ножа, направленного вам в живот, сидя на скамейке? Вот и я тоже нет. Оказалось, что это оооочень сложно… короче пропорола она мне левый бок, но не так, чтобы очень, вскользь — кровь пошла, но слабенько… а нож я у нее таки выкрутил из руки, отобрал сумочку, закинул его туда, встал, зажимая бок:
— Ты совсем е. у далась что ли? Ты ж меня сейчас зарезала бы, а сама по 103 статье на зону пошла бы — у тебя в планах точно это самое было?
Аня сидела сгорбившись в три погибели и из глаз у нее обильно капало. Ну поплачь, поплачь, а то устроила тут понимаешь шекспировщину какую-то… леди блять Макбет автозаводского уезда…
— Ладно, вставай и пошли!
— Куда? — сквозь слезы спросила она.
— В тюрягу, дура, в КПЗ, на Колыму! Не задавай глупых вопросов!
Она встала и поплелась за мной хвостом, а я ее за руку придерживал, чтоб не завалилась, очень она опасно покачивалась при ходьбе и дрожала всем телом. Меня тоже, честно говоря, сильно потряхивало при воспоминаниях о ее ноже. Завел ее в уже ставшее привычным для меня бомбоубежище, чо… Раздеваться там мы начали одновременно, потом с ожесточением накинулись друг на друга, я едва успел натянуть изделие номер два, после вчерашнего вечера их в пакете много еще осталось…
— Признайся, что ты этого с самого начала хотела? — спросил я спустя некоторое время.
— Ну да, а ты только щас это понял? А где это мы? — спросила Анюта, озираясь по сторонам — да, плакатики с противогазами и костюмами химзащиты впечатляли.
— Это, Анюта, такой объект гражданской обороны, предназначенный для защиты от фугасных, а равно осколочных бомб и снарядов, а если попросту, то бомбарь. Раз оно от бомб спасает, то может и от житейских проблем тоже. А ты правда хотела меня зарезать?
— Конечно. Ты же гад последний, — ответила она, после чего мысли ее резко поменяли направление, — ты меня любишь?
