— О, я разочарован, но могу вас понять.
— Олбан! Хэлло! Прекрати, сделай милость! Соблюдай приличия. Хотя бы в доме.
— Привет, кузен! — Олбан поднимает руку. — Привет, детвора!
У порога их встречает Гайдн — семья полагает, что он лучше других способен избежать путаницы в организации приема и размещения гостей, при том что в доме есть управляющий, который с легкостью решает подобные задачи. В холле носятся четверо или пятеро детей неопределимого пола, ростом по пояс взрослому человеку: они скачут по лестнице, обегают большой тяжелый восьмиугольный стол, шмыгают туда-обратно через входные двери. Олбан наблюдает за их перемещениями, еще не опустив руку, поднятую в приветственном жесте, который остался без ответа. Он пожимает плечами.
Гайдн, моргая из-под очков, таращится на освещенную льющимся сквозь витражи солнцем Верушку, которая стоит на высоких каблуках, заложив руки за спину, и улыбается.
— А вы, должно быть…
Гайдн заглядывает в свою папочку, вороша страницы.
— Все в порядке, мне комната не нужна, — говорит ему Верушка, приближаясь и протягивая руку:
— Меня зовут Верушка Грэф. А вы, наверное, Гайдн. Рада познакомиться.
— Гайдн. Очень приятно. Значит, вы без ночевки?
— Я у вас проездом.
— Зато я — с ночевкой, — приходит на помощь Олбан, следя за тем, как двое рабочих перетаскивают поближе к лестнице большую пальму в тяжелой кадке и с кряхтением волокут наверх, осторожно перешагивая со ступени на ступень.
— Да-да, — подтверждает Гайдн, еще раз сверившись со списком. — Сначала хорошую новость или плохую? — обращается он к Олбану, но тут же переводит удивленный взгляд на Верушку. — Проездом? — недоумевает он. — Куда же?
— Дальше на север, — отвечает Верушка. — Ведь здесь у вас юг — Сазерленд.
— М-да, — говорит Гайдн, снимая колпачок с авторучки, чтобы вычеркнуть имя и фамилию Олбана. — Но это название придумали еще викинги.
— Они же придумали назвать Гренландию «зеленой страной», — подхватывает Верушка, разглядывая потолок, украшенный деревянной резьбой в виде геральдических щитов и свисающих золоченых кистей, напоминающих гигантские сосновые шишки. — Викинги — что с них взять.
— Выкладывай плохую новость, Гайдн, — требует Олбан, ставя сумку на паркет.
— Ты в одной комнате с Филдингом.
— Он в курсе?
— Еще нет.
— А он храпит? — спрашивает Верушка.
— Насколько мне известно, нет, — говорит Гайдн.
Верушка кивает в сторону Олбана и сообщает:
— Этот храпит. — Она отходит немного в сторону, любуется огромным латунным обеденным гонгом и щелкает по нему коротким ногтем. — Интересно, сюда приходит настройщик?
— Я правда храплю? — спрашивает Олбан, искренне удивленный.
Рабочие затаскивают кадку с пальмой наверх и катят по галерее.
— Что ж, это проблема Филдинга, — говорит Гайдн.
Верушка бросает быстрый взгляд на Олбана, машет рукой и говорит:
— Но тихонько-тихонько. Даже как-то уютно. Вряд ли Филдинг попытается придушить тебя подушкой. — Она строго смотрит на Гайдна и спрашивает: — У вас припасены затычки для ушей?
Олбан, скрестив руки на груди, смотрит на нее в упор:
— Что ж, не будем тебя задерживать.
В ответ он получает в высшей степени стервозную улыбочку:
— Ах, не стоит благодарности, мне было по пути.
Он улыбается и подходит к ней, чтобы обнять:
— Да, спасибо, что подвезла. Серьезно. Домчали просто здорово. Ты меня очень выручила.
— Не за что, мне было приятно, — отзывается она, целуя Олбана. Он отвечает ей тем же.
— Я бы посоветовал взять комнату, — бросает Гайдн, проходя мимо, — но помочь не могу.
Он грузно опускается в мягкое кожаное кресло с витыми стойками. Сокрушенно качая головой, начинает просматривать свои скрепленные листки.
— Проблемы? — спрашивает Олбан.
— Думаю, как разместить стариков на первом и втором этажах, но это головоломка, — отвечает Гайдн.
Олбан отрывается от Верушки и подходит к Гайдну.
— Неплохо было бы иметь колокольню, чтобы засунуть туда Уин, правда? — предполагает он.
(Верушка замечает, что он быстрым взглядом окидывает зал, лестницу и галерею, прежде чем это сказать).
Рабочие с пальмой в кадке скрылись из виду.
Верушка раздумывает, не вставить ли что-то типа: «Я математик — могу помочь в расчетах», но решает придержать язык, потому что подобные легкомысленные замечания не раз воспринимались всерьез, вызывая только неловкость и обоюдное разочарование.