Не следует забывать, что были и церковные музеи: епархиальные древлехранилища. В этом случае может стоять вопрос о возвращении икон конкретной епархии, если она готова восстановить свой музей. Троице-Сергиевский (бывший Загорский) музей-заповедник состоит практически из собрания Лавры… Этот музей, несомненно, должен быть возвращен своему владельцу, что, естественно, обязывает Лавру содержать и впредь собрание общедоступным. Требующие возвращения икон в храмы обычно опускают скользкий вопрос об иконах частных коллекций, а ведь из них многие тоже были в храме. И тоже награблены.
Конечно, справедливо в первую очередь требовать с государства. Но все дело в том, что ни одна икона, фелонь или потир, попавшие в музеи, государству не принадлежат. Государству принадлежит только сам музей. А все, что в нем, принадлежит МУЗЕЮ. И если государство вздумает кому-нибудь подарить музейное сокровище, государство совершит КРАЖУ! Мы, конечно, привыкли, но вряд ли следует воров поощрять общественным мнением. Возвращать богослужебные ценности следует только храмам и монастырям, в крайнем случае – епархиям, если у них есть свой музей. Но не Церкви (Вселенская Православная Церковь общего имущества не имеет), тем более – не патриархии. Все знают, что Святейший Патриарх Московский – это первоиерарх Православной Церкви в России. И никто толком не знает, что такое патриархия. О ней в церковных установлениях ничего не сказано. Если это некая администрация, то ее единственная функция – обслуживать православных христиан. Выполнять их волю, а отнюдь не принимать решения. Как, кстати, любой администрации.
Для того, чтобы решить вопрос: где быть иконам и другим ценностям церковным, и как их при любом варианте сохранить в целости, – совершенно необходимо принять юридическую категорию НАЦИОНАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. Тогда общество решит, что и кому вернуть, а государство получит инструмент воздействия, позволяющий обязать любого владельца безупречно сохранять национальные ценности. Вне зависимости от того, музей это, храм или частный владелец. Так ведь давно в большинстве стран устроено!
В совершенно особом положении находятся великие святыни, пользующиеся всенародным почитанием, чудотворные иконы, к примеру. Вот им место только в храмах. Здесь нет повода к дискуссии. Можно только изумляться, что и Владимирская икона, и Богоматерь Великая Панагия доселе в Третьяковке. Но даже и на величайшие общенародные святыни в полной мере распространяются все требования режима хранения, в первую очередь – температурно-влажностного. Веками потемневшие и потрескавшиеся иконы переписывали. Не думаю, что самый пламенный ортодокс подозревает, что нация позволит переписать Владимирскую или Толгскую.
Вопрос о режиме хранения должен решаться в каждом отдельном случае особо, притом – жестко, но разумно. Ведь музейным шедеврам тоже лучше храниться в стальных шкафах с инертным газом, а они вместо этого в залах висят. В наше же прогрессивное время предпочитают не решать никак. Даже тогда, когда решение лежит на поверхности.
В подмосковных Бронницах советская власть не оставила русским людям ни одного открытого храма, и по случаю перестройки одним из первых в области был возвращен христианам великолепный Архангельский собор 1705 г. постройки с полностью дошедшим до нас барочным внутренним убранством. Бронницы – город, приход тут же сложился, огромный приход: люди же в церковь не ходили только потому, что очень далеко. И увидев собор в очередной приезд, я с ужасом обнаружил, что к западному входу красавца-собора приколочен безобразный деревянный тамбур. Тамбур не спасал: с каждым входящим в трапезную врывалось облако морозного воздуха. Народу – битком, душно, выдыхаемый воздух ползет вверх по сказочной красоты иконостасу и… через десять лет придется спасать не только иконы, но и иконостасную резьбу. Нарышкинских иконостасов сохранились единицы.
А как же в минувшие три столетия? А очень просто: Архангельский собор был холодным, в нем зимой не служили. В советское время режим изменили, провели центральное отопление, но в храме устроили архив. Некому было надышать.
