Интересно, что сейчас, при «демократах», в системе представительных органов нет низового (микрорайонного) звена, ослаблено и полностью поставлено под контроль вышестоящей бюрократии районное звено. Эти звенья начали было стихийно восстанавливаться в конце советской власти, но Ельцин, Лужков и «чубайсы» подавили тенденцию восстановления муниципального самоуправления (земства).
Местные Советы были разрушены, зато сохранились более высокие инстанции, превратившиеся в бюрократические сборища. А ведь и в средневековой Руси городское самоуправление начиналось с улицы или прихода, участвовавшего в самоуправлении конца или слободы, в свою очередь участвовавшего в общегородском вече. В XIX в., при Александре II, земства создавались с низового уровня, с низшего самоуправления, с волостного, а в городе – с улицы, с применением сословного принципа (курий). Во второй половине XIX – начале XX в. система корпоративной самоорганизации пережила новый расцвет, особенно в связи с развитием земского самоуправления. Накануне революции стоял вопрос о придании квалифицированным фабричным и транспортным рабочим статуса сословия с правами сословного самоуправления.
Когда вождь революции Ульянов (Ленин) говорил о «пролетарской» или о «рабочекрестьянской» революции, он искажал правду. О пролетарской революции можно говорить лишь в том смысле, что босяцкий элемент, люмпен, воспетый «великим пролетарским писателем» Горьким, действительно охотно принимал участие в массовых беспорядках. И из этого элемента рекрутировались «красные шапки» – активисты большевицкой власти и в городе, и в деревне, привлеченные возможностью грабить крепких хозяев, прикрываясь мандатом «рабоче-крестьянской власти». Но основной движущей силой революции 1905–1917, так же, как и в 1985–1991, был «малый народ» – прозападная либеральная интеллигенция, именующая себя «приличными людьми» – идеологическая секта, чьи задачи идейны, а идеи беспочвенны.
Первым достижением «пролетарской» власти стали коммунальные квартиры. Откуда же взялась катастрофическая нехватка жилья? Первыми в крупные города хлынули представители «угнетенных народов» с окраин Российской империи. Сами окраины – одни надолго, другие навсегда стали иностранными государствами, но кого это волновало! Некому было указать на дверь интернациональным оккупантам. За ними примчалось революционное босячье с установкой «все поделить поровну». Эти годились штыками выбивать из крестьян «продразверсткум (отнимать продовольствие); работать на земле они не собирались. Далее пошла волна неслыханной в истории бюрократизации: конторы, советы, подкомитеты и подотделы росли как поганые грибы. Еще в 1928 г. рижский журнал «Русский колокол» сообщал, что в губернских городах европейской России от 20 % до 50 % жилой площади занято партийными, советскими и непонятными организациями. При этом, заметьте, ничего не строилось и не ремонтировалось. А амортизировали несчастные дома всякие коммуны и «жилтоварищества» – с усердием, описанным М. Булгаковым. Вскоре добавилось большое человеческое горе: в городах искали убежища жертвы коллективизации, раскулачивания, расказачивания. В 40‑е гг. в одних областях жилье разрушала война, в других – эвакуация (особенно эвакуация предприятий). Правда, в это время уже строили. Но сколько строили, столько и сносили.
Поистине страшный удар по русскому дому и русскому городу нанес Н. С. Хрущев (1953–1964). Архитектура закончила в России свою историю. Русский дом, впрочем, тоже. Вместо дома миллионам соотечественников предоставили клетушки сначала в 5-этажных, затем в 9-этажных, а позже в 16– и 22-этажных бараках. А барак, даже если клетушка снабжена «удобствамим, так бараком и останется.
Сколько прекрасной старой мебели тогда погибло, осталось на помойках! Сколько тонн антиквариата погибло или уплыло за границу, который не мог пролезть через узкие двери и лестницы «хрущебм, и не осело в подсобных помещениях, которые не были предусмотрены. Так нас лишили семейного достояния, копившегося поколениями.
По своему мироощущению Хрущев, как истинный представитель прослойки, был вне этноса и вне культуры, он был враждебен всему русскому, всему традиционному. В этом коммунистическая номенклатура не отличается от «прогрессивной» интеллигенции.
