Картинка исчезла, какое-то время Миних видел лишь зелень парка за прозрачной пеленой, а потом на «полотне» появился генерал-адъютант Гудович. Недалеко. На подъезде к Петергофу. Увидев спешащих к нему слуг, Гудович придержал коня. Выслушал, выругался, развернул жеребца, дал шпоры и разогнал в галопе.
Фельдмаршал, демон и позолоченные барельефы смотрели генерал-адъютанту в спину.
– Я должен послать слуг в Ораниенбаум, навстречу государю. Я должен подготовить войска, – сказал граф. – И возможный отъезд государя.
Миних затянулся, пополоскал во рту дым.
– Должен, – повторил демон, словно пережевывая словцо. – В любом слове заложено абсолютно всё, даже его ложное значение.
В водопаде Большого каскада Гудович приближался к карете императора.
Петр III оставался полулежать в коляске, даже когда генерал-адъютант замолчал. Новость будто бы заморозила его.
А потом император сел и что-то сказал Воронцовой. Громко. Нервно. Рефлекс грома. Отзвуки вчерашнего загула.
Дамы высыпали из экипажей, точно бисер.
Через минуту кони сорвались с места и во всю прыть понеслись в Петергоф.
Картинка исчезла. Вернулся шум воды и циркулирующий в сигаре ароматный дым.
Демон отслоился от ущербно-ленивой тени фонтана и исчез в радужных переливах над Большим каналом. Миниху показалось, что он услышал одно слово.
«Переворот».
Император распахнул двери павильона, в котором жила Екатерина Алексеевна, и кинулся с бранью в спальню. За ним проследовал Миних. В роскошь здания, в смрад царского гнева.
Вид Петра Федоровича, ползающего на коленях возле кровати, смутил фельдмаршала. Он замер в дверях, глядя на стремительно мрачнеющую за окном зелень. «Уж не солнце ли он там ищет?»
В узких, сильно зашнурованных сапогах император едва мог согнуть колени, отчего выглядел еще более жалко. С трудом поднявшись, Петр III стал распахивать шкафы, бросать на пол вещи императрицы, затем выдернул из ножен шпагу и принялся с остервенением колоть бархат панелей и потолок. От царя разило прокисшим в желудке вином. Он несколько раз проткнул платье императрицы, сшитое к сегодняшнему празднеству и оставленное на кровати. Как упрек. Как насмешка.
– Эта женщина способна на всё! – закричал Петр Федорович и выругался по-немецки.
Миних спокойно наблюдал за императором.
– Будет! Хватит этих загадок! – Государь швырнул шпагу на кровать, на испорченное платье императрицы. – К заливу, на воздух!
К пристани шла шлюпка. Когда император окликнул сидящего на корме офицера, гребцы налегли на весла. Офицер вскочил, упал, снова встал, вцепившись в борт, да так и стоял, пока не вывалился на мостки.
– Здравия желаю, ваше императорское величество!
– К черту церемонии! – гаркнул Петр III. – Кто?!
– Поручик бомбардирской роты Преображенского полка Бернгорст, ваше императорское величество!
Над темной полосой Петербурга поднимался дым.
– Что там? Почему над городом дым?
– Я доставил фейерверк! Для государевых именин! – пробасил офицер.
– К черту фейерверк! Отвечайте, что в Петербурге! Иначе расстреляю!
– Слушаюсь, ваша милость.
– Не слушайте, а рассказывайте, – хмуро улыбнулся Миних.
Некогда рухнув с высоты административных высот, он не страшился нового падения. Понятные игры людей и необъяснимые игры демонов. А он по-прежнему нужен и тем, и другим.
– Не видел ничего этакого, – доложил поручик. – Правда, был шум в Преображенском полку. Солдаты носились, кричали.
– Вы расслышали, о чем кричали? – спросил фельдмаршал.
– Желали здравия императрице Екатерине Алексеевне, стреляли вверх. Большего не слышал – было приказано везти фейерверк.
– Фейерверк, – хрипло повторил Петр Федорович, глядя то на поручика, то на Миниха.
– Не угодно ли во дворец, ваше величество? – сказал граф, сочувственно посмотрев на императора. – Час обеденный.
Император покорно двинулся прочь от залива.
Подбежал Гудович, вытянулся струной.
– Ваше императорское величество, доставили записку от Брессана!
– Кто принес?
– Слуга Брессана, чудом выбрался из Петербурга. Войска перекрыли мост, никого не выпускают.
– Фельдмаршал, прочтите.
Генерал-адъютант вручил Миниху записку, переданную через посланца парикмахера императора. Граф развернул, пробежал глазами, прежде чем прочитать вслух то, что уже знал.
