«Было возложено много венков, гроб утопал в зелени, народ ежедневно (с 5 по 10 февраля), в известные часы, допускался поклониться праху; пропускали зараз по 100 человек. Панихиды служились все время, почти без перерыва, с утра до вечера. Великая княгиня пожелала, чтобы народу не делали какие-либо стеснения, и Кремль был открыт для свободного прохода всем; только когда съезжались на официальные панихиды, проезд частным лицам прекращался. […]
Я не покидал дворца все время до похорон, и в течение всего дня мне приносили разные предметы из одежды великого князя, а также и частицы его тела, костей… Все это складывалось мной, вещи передавались великой княгине, а частицы останков были помещены в металлический ящик и положены в гроб. Сила взрыва была так велика, что части тела и костей найдены были даже на крыше здания Судебных установлений». ( Джунковский В.Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 42–43.)
Константин Константинович 6 февраля 1905 г. кратко и печально констатировал в дневнике: «Здесь, в Москве, странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных». Здесь же имеются такие его строки: «На месте гибели бедного моего Сергея 5-й Гренадерский Киевский полк поставил железный крест с образом преподобного Сергия, преображенцы соорудили лампаду. Место огорожено деревянной решеткой. Ужасное событие представляется мне каким-то сном… В России дела идут все хуже… – просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, но неизбежным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку…»
Великая княгиня Елизавета Федоровна после гибели мужа 7 февраля посещала в тюрьме убийцу, пытаясь обратить душу преступника к Богу и раскаянию, но, увы, безуспешно, хотя он принял от нее иконку и поцеловал ее руку. Она ходатайствовала перед императором Николаем II о великодушном помиловании преступника. Ее смиренная христианская просьба также не была удовлетворена.
Поездка великого князя Константиновича на похороны в Москву вызвала разные толкования, слухи и интриги. Генерал от инфантерии Н.А. Епанчин делился воспоминаниями об этом событии:
«Это сердечное влечение отдать последний долг двоюродному брату и лично выразить сочувствие несчастной вдове так понятно и делает честь великому князю Константину Константиновичу.
Но не так посмотрели на его поездку в Москву в Царской фамилии – никто из Августейших Особ не поехал на похороны великого князя Сергея Александровича, даже родные братья, и мало того, они считали, что великий князь Константин Константинович их подвел, ибо своим присутствием на похоронах как бы подчеркнул их отсутствие». ( Епанчин Н.А. На службе трех Императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 218.)
Личный адъютант великого князя Сергея Александровича полковник В.Ф. Джунковский делился воспоминаниями:
«В этот же день прибыл великий князь Константин Константинович представителем Государя императора. Говорят, что в первый момент Государь хотел ехать в Москву на похороны своего дяди, но благодаря влиянию Трепова не поехал. То же было и с великим князем Владимиром Александровичем, старшим братом Сергея Александровича, который, как говорят, со слезами на глазах умолял Государя отпустить, но Государь не позволил ему ехать. А между тем, я думаю, если бы Государь не послушался Трепова и приехал бы в Москву, то это произвело бы колоссальное впечатление и подняло бы ореол царя среди народа. […]
10 февраля происходило отпевание тела великого князя по особому, Высочайше утвержденному церемониалу. Была масса народа; после отпевания гроб с останками был перенесен в Андреевскую церковь Чудова монастыря и поставлен посреди на небольшом возвышении, покрыт чехлом, обшитым парчой, и сверху покровом, так он оставался до устройства склепа церкви-усыпальницы под храмом Чудова монастыря, где покоятся мощи Святителя Алексея». ( Джунковский В.Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 42, 43.)
Великий князь Константин Константинович, анализируя Русско-японскую войну и революционные события, еще 2 декабря 1904 г. отмечал в дневнике: «У нас точно плотину прорвало, в какие-нибудь три месяца Россию охватила жажда преобразований, о них говорят громко… Революция как бы громко стучится в дверь. О конституции говорят почти открыто. Стыдно и страшно». Революционная волна нарастала (не без помощи влияния внешних и внутренних враждебных сил) в условиях неудачного хода военных действий на Дальнем Востоке, что угнетающее действовало на настроение элиты Российской Империи. Всего год спустя, 4 октября 1905 г. К. Р. записал в дневнике: «Правительство утратило еще с прошлого года всякое значение, власти нет, и общий развал все более и более расшатывает бедную Россию. На днях Николай Мих[айлович] напугал мою жену, что всех нас – Императорскую Фамилию – скоро прогонят прочь и что надо торопиться спасать детей и движимое имущество. Но я не могу и не хочу с ним согласиться и считаю ниже своего достоинства принятие таких мер предосторожности».
