А ниже и помельче, как обычно, две датыстихи:
Г. К.
Наташа отступила на шаг. Она была одна-одинешенька на кладбище. Никого не было видно за памятниками и стелами надгробий.
Ну... вот и все. Все сложилось и объяснилось. Все сомнения рассыпались. И снова она была одна на земле, как вот здесь, на этом кладбище, у могилы бандита, «друга и брата» того, кто стал ее первым...
«Скажи мне, кто твой друг... Скажи мне, кто твой... брат...» Обернувшись, не видит ли кто, — но не было никого вокруг, кроме все тех же ворон на ветвях деревьев, — она начала, словно бессознательно, перебирать ленты на венках и нашла то, что искала: «Верному другу и соратнику, незабвенному Левону от брата Гены».
Это могло быть, конечно, чистым совпадением, но что-то подсказывало ей — никаких совпадений.
Она вернулась домой, забыв о книгах, о библиотеке, о дипломе, и, поднявшись к себе, тщательно заперев за собой дверь на все запоры, прошла в кабинет отца и, как всегда вернувшись с кладбища, рухнула на его тахту. Но теперь слез не было — лишь одно ледяное отчаяние, бескрайнее, тотальное, испепеляющее отчаяние и страх перед неизбежностью минуты, когда он снова приедет и позвонит в дверь, снова войдет со своим вином и цветами, уверенный в своем праве быть всюду, как у себя дома, и делать с каждым человеком все, что угодно, все, что захочется и взбредет в голову.
Уехать куда-то, спрятаться? Нет уж! Да и смешно: негде было ей спрятаться, некуда бежать. От таких, как он, не убежишь. Она нашла его визитную карточку и набрала один из трех телефонных номеров охранного предприятия «Цитадель-2». Там не ответили. Все три телефона молчали и не отзывались. Адреса на визитке не было. И она снова повалилась на тахту. Значит... надо было ждать его появления и, может быть, даже... — об этом подумалось с содроганием, но выхода не было никакого, — может быть, придется провести с ним еще одну ночь, в этих зверских, гнусных объятиях, возможно, лишь для того, чтобы просто выжить...
«Никогда не заговаривайте с неизвестными», — вспомнилась ей классическая фраза из классического булгаковского романа. И она мрачно расхохоталась. А потом — словно хлестнули плеткой по лицу — вскочила, как подброшенная электроразрядом, кинулась к стене, где висел его шар, в котором отражалась в искаженной сферической глубине вся комната и она сама, и теперь вдруг так отчетливо ощутилась какая-то гибельная магическая энергия... И эта брошь... Чья она? Откуда?.. Как попала к нему?.. А что, если...
И при этой мысли, обдавшей могильным холодом, ювелирная буковка словно вмиг преобразилась, сделавшись знаком — предвестником смерти... Задыхаясь, Наташа в каком-то исступлении сорвала их и, распахнув дверь лоджии, с гадливым омерзением швырнула вниз с балкона.
...Шли дни, а Клемешев не появлялся. Изо дня в день она пыталась дозвониться по трем телефонам на его визитке, но они неизменно молчали. Прошла неделя и пошла вторая, и в один из дней, совершенно случайно, она сделала новое открытие. Надо было выверить несколько ленинских цитат, приведенных в источнике, который она использовала в своем дипломе. Правда, теперь мудрые мысли самого человечного человека и бессмертного вождя мирового пролетариата надо было приводить, трактуя их смысл прямо наоборот тому, что выражали они на протяжении полувека. Но на то и были новые времена. В отцовском кабинете, разумеется, имелся в книжном шкафу знаменитый «бестселлер» советской эпохи — синий пятидесятипятитомник, ПСС, Полное собрание сочинений. Наташа вытащила один том, потом второй, соседний, и еще один. И неожиданно за книгами заметила какой-то пакет. Но она вот этими руками протирала книги как раз перед Новым годом, но ничего такого там тогда не было. Она торопливо достала еще несколько томов классика и светоча всех времен и народов и взяла в руки увесистый сверток размером с большой кир
