«Вот ведь странно, — подумала она. — Что же там может быть? Чем можно набить «дипломат», чтобы была такая тяжесть?»
Она поднатужилась и на миг все же сумела чуть отделить его от пола и тут же опустила опять: казалось, он был отлит или вырублен из цельного куска чугуна или стали.
«Вот так штука, — подумала она. — Ну и чемоданчик! Как же он-то его носит? И что в нем? Уж конечно не бумаги».
Видно, та же интуиция вела и хранила ее. И, повинуясь ей, она удержала и оставила при себе невольно возникшие вопросы, как будто догадывалась, что ответом может быть что-то ужасное.
Она вернулась в спальню.
— Ну, иди же ко мне, — раздался его хриплый зов из темноты.
— Иду, иду, сейчас... Иду... милый, — прошептала она, уже не просто поймав себя на фальши, но отчетливо зная, что сознательно идет на явную ложь.
Она подошла к окну и взглянула на спящий город. Всего два или три окна светились на огромном пространстве, открывавшемся с высоты, и мертвенно горели голубые цепи уличных фонарей и далекие огоньки за рекой. Угрюмая глухая ночь нависла над городом. В тишине чуть слышно пощелкивал механизм электронного будильника, и на его дисплее мерно помигивало двоеточие, разделяющее цифры — символы часов и минут.
Наташа взглянула вниз, и неожиданно что-то привлекло ее внимание. Она вгляделась пристальней, напряглась, но безуспешна нужны были очки. Они лежали рядом, на туалетном столике. Она протянула руку и надела их. В очках она видела превосходно и теперь ясно разглядела у собственного подъезда припаркованную черную «Волгу» Геннадия, а рядом с ней еще какую-то большую машину, около которой топтались два человека. Силуэт одного из них показался ей знакомым, хотя с такой высоты вряд ли можно было кого-то узнать. И все- таки узнать надо было.
Она изо всех сил напрягла зрение. Двое стоявших внизу, видимо, разговаривали. А потом двинулись и начали неспешно прохаживаться вперед и назад вдоль обеих машин. И в один из моментов, когда они оказались в луче света от фонарного столба, она чуть не вскрикнула, узнав все-таки того, что
привлек ее внимание. Это был один из людей, которым Геннадий отдавал тогда распоряжения на кладбище перед поминками.
Что могли они делать здесь? Что было им нужно? Знал ли об этом он сам? И, словно уловив мысли, он выскользнул из постели, подошел к ней и прижал к себе. Она немного замерзла, и кожа покрылась пупырышками. Он тихо засмеялся и прижал ее к себе крепче, но в этом объятии Наташа не ощутила ни прежней заботливой ласки, ни теплого, всепонимающего участия.
Что-то хищное почудилось ей, но она заметила самое главное: его брошенный вниз взгляд на людей, прогуливавшихся у машин. Значит, они и должны были быть там. И это действительно были его люди, его охрана. Но кем был он? Кем должен он был быть, чтобы двое могучих атлетов всю ночь напролет охраняли часы его сердечных свиданий?
— Спать, — сказала она, — спать, спать... Умираю...
Но он не дал ей заснуть. Внезапно, когда они снова оказались рядом, будто потеряв разум, он в ошалелом неистовстве набросился на нее, как глухой, исступленный зверь, почуявший запах раненой добычи.
То, что происходило, было страшно, гнусно и одновременно омерзительно сладко. И лишь через несколько минут она очнулась и пришла в себя со смешанным чувством утробного освобождения, брезгливой ненависти к нему и презрения к самой себе.
— Ты... ты понимаешь, что ты сделал? — прошептала она.
— Что? — глубоко дыша, спросил он.
— Неужто не понимаешь? Ты как будто убил что-то...
— Прости, — сказал он. — Наверное, ты права. Но я не мог ничего поделать с собой. Слишком.. , истосковался по тебе за эти дни, вот и все...
— Послушай, — сказала она. — Можно задать вопрос?
— Говори!
— Если не хочешь, можешь не отвечать...
— Я отвечу.
— Тебе приходилось когда-нибудь... — она сделала паузу, словно перед прыжком со смертельной высоты, — тебе приходилось когда-нибудь убивать?
Он не ответил сразу, а потом, чуть отстранившись от нее, будто выдохнул с натугой:
— Интересный вопрос... Что ж, доводилось. Такая работа. Такая служба. Врать не стану, было.
