каждый вечер! И ругала, и кричала, и -- что скрывать! -- била... Ничего на него не
действует! Друзья-приятели ему всего дороже! Решайте, как знаете... Сил моих
больше нет! -- И с этими словами она незаметно подтолкнула меня в спину.
Я вскочил со стула.
-- Товарищи! -- выкрикнул я на весь зал и повернулся к отцу, чтобы сказать свой
текст ему в лицо, как учил меня режиссер.
Я посмотрел на Олега, -- и заученные слова застряли у меня в горле.
Олега не было. Маленький, жалкий, потерянно улыбавшийся человек сидел на краешке
стула, изо всех сил прижимая к коленям дрожащие руки.
Бесформенный серый пиджак с оторванным карманом свисал у него с плеча. Он купил
этот пиджак, когда еще был сильным, здоровым мужчиной, а сейчас он исхудал,
ссохся от пьянства, и пиджак болтается на нем... Он еще старается выглядеть
прилично, этот человек: мятую, жеваную, когда-то белую рубашку он застегнул на
все пуговицы, а пуговицы -- разные, пришитые кое-как, а самая верхняя -- от
наволочки... Он пытался побриться перед собранием, но из-за того, что руки
дрожали, порезался и бросил -- половина лица чистая, половина в какой-то сизой
щетине...
Сынок!.. -- еле слышно сказал он тонким надорванным голосом. -- Сыночек!..
Мой собственный папа -- инженер, руководитель группы в одном проектном институте.
Никогда в жизни не видел я его пьяным. Они с мамой живут дружно и весело, любят
друг друга и меня тоже. У нас трехкомнатная квартира, красивая мебель, папа и
мама любят хорошо одеваться, часто ходят в театр, а скоро мы, наверное, купим
машину...
Я потом все думал: откуда же взялась другая жизнь, которая так ясно и в один миг
представилась мне?! Пустая, почти без мебели, комната, с провисшими, выгоревшими
шторами. Вечно скандалящая, озлобленная мать. "Иди ужинать, олух!" -- кричит она,
с грохотом швыряя прямо на стол сковородку с макаронами. И этот человек, мой
"отец", всюду чужой -- и дома, и на заводе. Всюду никому не нужный, лишний...
-- Да сядь ты как следует! -- закричал я на него. -- Что ты их испугался?!
Зал мгновенно затих.
Отец взглянул на меня, и что-то вдруг мелькнуло в том взгляде, что-то прежнее,
оставшееся от сильного, красивого человека, самого сильного и красивого на
свете...
-- Эх, вы! -- тихо сказал я в зал. -- Выгнать хотите?! Да выгоняйте! Если вас
только показатели.. если вы... не нужно нам... Он тоже без вас обойдется... Да
что вы все на него кричите?.. А ты не смей ничего просить... уходи и все... И от
нее уходи, -- кивнул я на мать. -- Она тебе за всю жизнь пуговицы не пришила! В
день рождения хоть бы подарок принесла! Хоть бы что-нибудь! Тоже, кричит
только!.. Найдешь работу, другую... и пить не будешь, понял?..
-- Ага! -- язвительно произнес усатый дядька. -- Не будет он!
-- Не будет! -- твердо сказал я.
Мать вскочила со стула. Лицо ее пошло пятнами, руки зло комкали и рвали
платочек.
-- Много ты понимаешь! -- взвизгнула она. -- Папочку жалко?! А что папочка жизнь
мою загубил? Скажите на милость, обидели его! Вы не знаете, -- повернулась она к
рабочим в зале, -- это еще на прежней работе было... Бригадир его... Жесть хотел
с завода вывезти... Какое твое дело было? -- закричала она на отца. -- Кто тебя
просил соваться? Ничего не доказал. Со всеми переругался. А через два месяца его
же под увольнение и подвели!..
-- Как же так получилось? -- спросил высокий парень в ковбойке.
-- В квартире трубу прорвало. Пока пытался починить, пока водопроводчика
дожидался -- день и прошел. Прогул! А за один прогул уволить можно, сами
знаете... Вот его и уволили по статье...
-- Погоди! -- поднялась пожилая работница. -- Уволить можно, если без уважительной
причины прогул. А у него -- причина! В суд надо было обращаться.
-- А я про что?! -- подхватила мать. -- Просила, умоляла: напиши в суд заявление,
там разберутся, восстановят тебя, еще и те дни оплатят, которые ты пропустил,
как уволили... Специально у юриста узнавала...
-- Правильно! -- послышалось сразу несколько голосов. -- Это называется
"вынужденный прогул". По вине администрации! За их счет!
-- Так нет! -- опять закричала мать. -- Он, видите ли, гордый! Он перед ними
