Президент Обама проявил к встрече личный живой интерес и не просто почтил ее своим посещением, а настоял на своем там присутствии от и до. Ему хотелось услышать, что имеет сказать живая история. Время встречи даром не прошло, и к ее завершению все, включая президента, воочию убедились, что вину, возложенную тогда на отдельную личность, по-честному следовало бы отнести на счет ситуации. И Дэвид Сенсер отбыл домой с легким сердцем, чувствуя, что его услышали и поняли. «Это было прекрасно, так прекрасно для нашей семьи, — сказал Стив Сенсер. — Это же в самом Белом доме — и признали-таки наконец, что тогда реально случилось».
* * *
«недобрый выдался день, — написал Картер Мехшер в своем дневнике 23 ноября 2020 года. — У папы пару дней назад появились симптомы простуды, и сегодня поднялась температура (а простуда у нас нынче гуляет одна). Поехал в приемную скорой, сдал тест — и точно: + на COVID».
Вот она и пришла — пандемия, к которой он так долго готовил свою страну. Картер и за миллион лет не сумел бы вообразить себе, как именно она разразится. Он всегда полагал, что состряпанные им и Ричардом стратегии будут использовать по уму и целевому назначению. И тогда они действительно снизили бы заболеваемость и смертность настолько, что люди лишь гадали бы, зачем правительству понадобилось вмешиваться в такие пустяки. «Мы с Ричардом всё время это обсуждали, — вспоминал Картер. — А что, если мы вот все эти вещи проделаем и школы закроем, а в результате получим очень слабенькую эпидемию? Народ же к нам обернется и спросит: „И зачем вы всё это учинили?“ Они решили, что для спасения собственного зада им лучше всего будет указывать пальцем на страны, провалившие противодействие пандемии: „Видали, что у них там творится?! Такой же ад был бы и у нас!“ Им и в дурном сне не могло привидеться, что в роли пугала окажутся сами Соединенные Штаты, и это на них будут указывать пальцем как на контрпример последствий попустительства. «Мы теперь служим всему миру примером того, что такое „плохо“, — сказал Картер. — Позорище».
Что озадачивало Картера, возможно, больше всего, так это недооценка риска теми, от кого просто никак нельзя было такого ожидать, поскольку им ли было не знать, чем всё чревато. Дональд Трамп — это раз; ученые — это два. Картер никак не мог переварить сенсационное заявление по кабельному телевидению профессора медицины из Стэнфорда по имени Джон Иоаннидис. «Реальной угрозы этот вирус не представляет», — сообщил профессор Иоаннидис, дал прогноз, что от него умрет не более десяти тысяч американцев, а затем обрушился с гневными проклятиями на правила социального дистанцирования, назвав их «истеричной избыточной реакцией». Теперь все желающие отрицать реальность могли смело заявлять: «Вот! У нас свои эксперты, и они с вашими не согласны». А скептики и вовсе: «Все эксперты дутые и лживые». Картер уже получал письма с угрозами от людей, прознавших о его причастности к стратегии борьбы с пандемией.
На следующий день после выявления вируса у отца заболела и мать Картера — и также была госпитализирована. Тогда Картер договорился о том, чтобы отца вернули домой с запасом кислорода. «Если ему суждено умереть, не хочу, чтобы он уходил в одиночестве и вдали от семьи», — написал он. Матери тем временем к сразу назначенным стероидам добавили антивирусные. «Всё, что нам остается, — это ждать», — сказал Картер. И тут отец собрался с духом и поддержал его, пообещав победить вирус. «А затем папа расплакался — самую малость от предвкушения победы над вирусом, но в основном, конечно, от переживаний за маму, которая совсем плоха», — написал Картер, а затем продолжил:
Уму непостижимо, сколько же боли принес в мир этот вирус. Воистину, не вирус, а исчадие ада. ‹…› Думаю, в глубине души мы все это предчувствовали — потому и пытались добиться того, чтобы лидеры приняли ранние агрессивные меры по минимизации боли, которая, как мы знали, грядет неизбежно.
Через восемнадцать дней мать Картера скончалась, и он за один присест написал длинное письмо ко всей оставшейся семье. Главной его темой была благодарность за совместно прожитую жизнь, но за словами этого письма сквозили и другие эмоции. «За последние дни я сдулся, как шар, из которого вышел весь воздух, — писал он в самом конце. — Но я знаю, что через некоторое время еще подкачаюсь». Он был как идеальный хирург из знаменитого писания, что носит в себе маленькое кладбище, где хоронит свои ошибки, чтобы время от времени возвращаться туда и тихо молиться в уединении. И он отошел к молитве.
