В постройке нового здания Цирка на Цветном Юре помог тогдашний премьер-министр Николай Иванович Рыжков — тоже его поклонник. Если наши строители по контракту сносили старый дом около четырех лет, то финнам для возведения нового потребовались год и восемь месяцев.
Мне кажется, что феномен Юрия Никулина еще долго будет изучаться. Он не был великим клоуном, великим киноартистом, по-моему, тоже не был. Но вот недавно состоялся опрос читателей самой многотиражной нашей газеты «Аргументы и факты» — и они назвали его самым великим комиком, а Чаплин остался на пятом месте…
Ни секунды не сомневаюсь, что, если бы не подорванное здоровье, если бы не советская власть с ее фокусами и, главное, если бы ему времени хватило, у Леонида Енгибарова было бы имя никак не менее громкое, чем у Олега Попова или Юрия Никулина.
Впрочем, Леня, наверняка страшно бы обиделся на меня за само сравнение.
После первого триумфа в Москве к Енгибарову подошел улыбающийся Олег Попов — уже суперзвезда. Протянул дебютанту руку: «Молодец, молодец». Енгибаров пожимает руку: «Спасибо». И вдруг чопорно представляется: «Енгибаров! А вы, простите, кто?»
А еще до этой громкой премьеры на Цветном мы гуляли с ним по Баку. Только что посмотрели на экранном просмотре фильм Чаплина — и вот два часа подряд, отдавая должное легендарному артисту, Енгибаров тем не менее доказывал мне, что вот здесь гений пережал, а в другом эпизоде, наоборот, недотянул.
Когда у Лени просили автограф, он писал: «Енгибаров, XX век».
У Лени были близкие друзья в артистическом мире — например, Олег Стриженов. Но в цирке он, по-моему, не дружил ни с кем. Я бы не торопился называть его одиноким человеком в жизни — к нему, несмотря на фанаберию, отчасти наигранную, люди тянулись, да и сам он бывал порой очень открытым, открытым, я бы сказал, до беззащитности, при всей своей ершистости, колючести, и выпить любил без ограничений. И все же именно ОДИНОЧЕСТВО он чувствовал, как никто другой, и уж точно, как никто другой в цирке, умел передать его на манеже. Маленький человек Енгибарова, казалось бы, так народно, по-свойски смешон, как тип Никулина в комедиях Гайдая. И на манеже цирка он не был неуместен, хотя по жанру Леня, несомненно, тяготел к трагикомедии, которая в другом исполнении вряд ли стала бы близкой публике, привыкшей к более элементарному зрелищу… На представлениях Енгибарова никто и не ржал, как сумасшедший. С него начиналась новая генерация клоунов. Эксцентрик, жонглер, мим… В дальнейшем Марчевский, Майхровский, Антон Пилосян, Грачик Кещан и другие шли уже от Лени. Енгибаров почти не пользовался гримом, создав тем не менее свою маску.
В 1958 году я был вместе с отцом на премьере армянского циркового коллектива в Москве. Аттракцион «Экзотические животные Степана Исаакяна» — удавы, бегемоты и так далее, а клоун — никому не известный выпускник училища Енгибаров. Обычно для того, чтобы показаться в Москве, каждый клоун должен «обкататься» на периферии, опробовать репризы, клоунады. Это было правилом для всех, кроме Леонида Енгибарова. Потому что, как я уже говорил, Леня был более чем уверенным в себе человеком, имел на то все основания. И вскоре после училища — премьера в Москве на Цветном бульваре. И оглушительный, сумасшедший успех. Концертного успеха, как я уже говорил, практически не бывает в цирке. Когда артисту публика не дает уйти за кулисы — вызывает и вызывает. На той премьере, которую я сейчас вспоминаю, после последней репризы Енгибарова минут пятнадцать публика стоя аплодировала, а он выходил на поклоны. Программу пришлось перестроить: обычно ее заканчивает аттракцион, а теперь вместо Исаакяна — Енгибаров.
Енгибаров с успехом отработал в нескольких социалистических странах, где-то получил какую-то премию на каком-то фестивале. И первой его «западной» премьерой должна была стать Федеративная Республика Германии. Немецкие импресарио ставили на Леню и уже позаботились о широкой рекламе. Я уверен, что, случись эта премьера, успех бы его ждал по масштабу не меньший, чем у Олега Попова в пятидесятые годы. Звезда Енгибарова взошла бы на международном небосклоне. Но время было кошмарное. Программа для гастролей в ФРГ формировалась в каком-то городе, где некий завистник написал анонимку: мол, подвыпивший Енгибаров сказал, что еще не знает, вернется из ФРГ или нет. Этого оказалось достаточно для того, чтобы соврать немцам, будто Енгибаров болен, приехать не сможет, несмотря на все затраченные на рекламу деньги. На Запад его так никогда и не пустили.
