-Нет. Только замерять зазор между полом и тряпкой под ними. Но я рад был и этому. В таком месте все имело вес.
Наша группа (батальон) курировала один из МИКов - МИККО -монтажно-испытательный комплекс космических объектов. Мы ходили в наряды нашей группе, патрулем в город Ленинск, расположенный от нас в 60-ти километрах, где жили офицеры с семьями и специалисты, так и в МИККО. Сержанты - помощниками дежурного офицера. Этот наряд у нас для не ленящихся ходить по нарядам имел вес больший, чем дежурным по группе. Там, после работы офицеров было поменьше, чем людей в части, а значит и свободы побольше. Среди солдат и сержантов были специалисты, работавшие до армии и здесь крановщиками на мостовых кранах, электриками, сантехниками и дизелистами. Во время авральных спецработ они сутками могли не появляться в группе, за что получили прозвище "дети подземелья". Стартовый комплекс охраняла рота охраны, а другие группы работали на других объектах 31-й площадки и нашей части и отвечали за них. Понятно, что каждый человек в душе оставляет след. Их у меня в ней от армии много самых разных размеров. Но 2 человека оставили в ней самые яркие, хотя сейчас, понимая причины этого выделения, я не хотел бы так говорить. Гена Текунов, Саша Водчиц, Андрей Миронов, Володя Мельник, Юра Бурмистров - где вы сейчас?
Я хотел прекратить медитацию. Ведь 8 лет назад я был счастлив и без нее. Но я не мог. Во-первых, от иного удачного отгона какой-нибудь мысли я получал огромное наслаждение. Правда, это бывало редко. Обычно, когда я забывал об этом и смотрел телевизор. Этим отгоном я словно попадал в точку. Это меня удивляло. В своем ревностном отгоне мыслей я начинал чувствовать какое-то постороннее вмешательство. Словно что-то меня заставляло это делать. На ум постоянно приходили слова Павитрина, сказанные им в августе 91 года: "Сидишь просто и отгоняешь мысли". Но эти слова могли бы и не приходить, так как видения и эманации, постоянно возникающие и раздражающие правое полушарие сами показывали, кому я обязан постоянным желанием углубиться в себя при помощи медитации.
Было тридцатое апреля - день рождения Павитрина. Я шел по городу, возвращаясь домой. Мои глаза от постоянного напряжения и раздражения были красными. Идти к Павитрину или нет, я не знал. Я зашел в "Книжный мир", купил "Даосскую йогу", еще не зная буду ли я ее дарить ему или нет. Меня не покидал страх, что и эти мои действия делает Павитрин моими руками. А потом подскажет мне прийти к нему на день рождения. Дома я сел в медитацию. Перед внутренним взором замелькали сцены сюжетов прошлогоднего психоза. Вскоре я дошел до его начала. Перед глазами стояла картинка из-за чего началась у меня ссора с Павитриным на дистанционной связи. А она началась из-за того, что я, не разобравшись в голосах, стал валить всю вину своего положения и состояния на Павитрина, в то время как он хотел мне дистанционно помочь, защитив мою раскрытую психику от моих подруг, которые, используя свои супраментальные способности, издевались надо мной как хотели. "Значит, он не виноват, он сделал все что мог, чтобы помочь мне тогда. А то, что происходило в течение этой зимы - лишь следствия того моего письма". Я встал, оделся, взял книгу и пошел к его родителям. Не доходя до его дома, я услышал Славин удивленный голос: "Миша, Павитрин же твой враг!" "Надо любить своих врагов" -убежденно ответил я. Голоса оставили меня в покое. У Трифона Сигизмундовича в гостях были почти все родственники. Вадим меня встретил, меня посадили за стол, положили полную тарелку еды, налили полную рюмку вина, от полноты чего я отказался, сославшись на то, что мне нельзя. Я боялся хмеля, начинающего кружить мне голову. Боялся, наверное, зря, и не своим страхом. Несколько случавшихся застолий показали мне устойчивость моей психики большую, чем у постоянных гуляк. Я смотрел на Павитрина, пытаясь увидеть в нем то, что я совсем недавно слышал от него внутри себя. Но по нему не было заметно ничего, что мог я ожидать. В нем вообще не была заметна та сила и те способности того Павитрина, которого я слышал внутри себя. Трифон Сигизмундович пораспрашивал меня о насущном житейском. Некоторое неудобство, несмотря на то, что на него никто не обращал внимания, все же присутствовало. После застолья мы с Вадимом вышли на улицу. Там стояла их машина, в которую мы сели. Когда он говорил, я видел какое-то зеленоватое пространство иного рода, чем обычный воздух, похожее на неокрашенные клетки лука под микроскопом, окружавшее его голову. Одновременно я чувствовал прямое свое проникновение в эту область пространства, также как некоторую свою открытость для внешних влияний. Одновременно с этим я начинал чувствовать себя с ним уверенно. Я не терял своего лица в ходе всего общения, несмотря на все те ужасы, которые я переживал от него у себя дома. В это время подошел Зиновьев Сережа. Сев на первое сидение и поздоровавшись, он, задав мне 2 вопроса о жизни и обсудив с Павитриным свое какое-то дело, пошел домой. Он даже не коснулся моего существа своим общением со мной. Павитрин меня не переставал поражать.
