Возникали следующие вопросы:
Если дунуть - изо рта дыхание вылетает минимум на метр. Откуда оно берется, когда голова толщиной см 20? Куда уходят говоримые тобой слова? Что такое память? Если все происходит в настоящем, значит память сказанного должна оставаться вечной. Но ведь последующее я говорю, забывая произнесенное, т.е. чистым сознанием. Попытка заострить на этом свое внимание вызвала эффект сороконожки, т.е. конфликт с сознательным возвращением сознания в прежний привычный режим работы.
Я чувствовал с обратной стороны носа в голове оборванность каких-то горизонтальных трубчатых структур, которые, может быть, чуть выступали за носовой хрящ в поле действия глаз. Я чувствовал, в этих структурах присутствие индивидуалиностей Светы, Вадима, Славы, в той же последовательности, в какой чаще всего проявлялись их голоса во время психоза, и эти структуры часто определяли мои эмоциональные реакции, когда мне надо было их проявить. Я делал это так, как это сделали бы они, или как собой я воспроизводил их действия во время психоза, когда хотел понять, что они сейчас делают по отношению ко мне или чем занимаются сами.
Эта оборванность этих структур и моя выписка создавала у меня картину отношения ко мне со стороны врачей, хотя я видел степень их понимания моей души и понимал, что нельзя судить того, кто не знает. Что они и так сделали все, что могли. Что расскажи я о том, что я сейчас переживаю, я просто поставлю их в смущении в тупик. Не по поводу их отношения к себе, потому что для себя они найдут ответ, а для полноценной и законченной помощи мне.
Это мое подражание некоторым эмоциям Славы, Светы или Вадима, которые у меня вызывали симпатию, было мне приятно. Оно вызывало оживление некоторых после нейролептиков бездействующих тканей внутри головы, хотя параллельно с приятным, я чувствовал, некоторую ненормальность делаемого мной, также как и то что есть опасность возвращения в недавнее прошлое. Но здесь уже я чувствовал то лезвие бритвы что, где, когда и как можно проявлять на людях и по отношению к себе.
Сзади меня, за правым полушарием, возвышалась ступенькой или стеной нечто монолитное и темное, что воспринималось мной как прошлое. Эта ступенька и разделяла теперь мою жизнь в моем восприятии на ужасное недавнее прошлое, вернуться в которое было страшно даже в мыслях. А во все светлое, что было раньше, просто невозможно. Боясь повернуться назад, оставалось глядеть вперед как в мыслях, так и физически. Будущее с каким-то подернутым серостью просветом выхватывалось одним движением откуда-то слева.
Вскоре после выхода из больницы я получил письмо от Ильи.Мое последнее письмо, написанное отцу перед больницей, Илюша отнес в секцию йоги, куда он ходил и показал его своему наставнику. "У него засорена горловая чакра", - сказал ему учитель.
Но жить с тем ужасным самоощущением себя было невыносимо. Об этом твердил каждый твой жест. Все выглядело коряво, придурковато, убого и у меня не было никакого права доказывать людям обратное. Действительно ведь я побывал в психбольнице и самое главное продолжал не знать, что со мной произошло, так же как и чувствовать, что я не такой, каким был раньше. Также как и не знать, как стать собой прежним.
- Думайте обо мне все, что хотите - думал я о людях. А сам потихоньку начал думать о себе хорошо и более того - красиво: "Я красиво хожу, красиво сижу, мои руки и ноги делают изящные движения".
Когда я однажды взял в руки нун-чаки и попробовав ими покрутить, почувствовал в спине острую боль. Не в костях, а словно где-то на коже. Как будто две половины чего-то во время таких сложных движений как физических, так и психических не смыкались. Я оставил занятия нун-чаками до лучших времен, если такие наступят. О гитаре мысль казалась издевательством над собой.
Однажды я отправил 2 разных и больших письма в разные стороны света -на Сахалин и отцу в Тверь. Перед тем как бросить их в ящик, я задумался. Чувство подсказывало мне, что после этого я буду болеть. Когда я заканчивал писать каждое письмо оно у меня выходило из утоньшающихся психических каналов, двумя спиралями снимающихся с моего остова и сейчас висящими на нем. Отправка писем сейчас грозила мне разрывом моего духовного тела вслед за движением мыслями вслед за этими письмами. Если бы в письмах я выложился меньше - я чувствовал -можно письма было отправлять спокойно. Но тогда моя душа требовала, а сейчас встала перед этой проблемой.
