И тут я вспомнил Шри Раджниша. Ему был задан вопрос: "Происходит ли выход за пределы с раскрытием сахасрары (седьмой чакры, находящейся на макушке организма, что означает ее полное энергетическое раскрытие)?"
"Нет, выход за пределы это больше, чем раскрытие сахасрары. Понятие просветления имеет двойной смысл. Вопервых, это постижение умирающим умом (прекращающимся умом, умом, идущим к смерти, умом, дошедшим до предела, до последней своей возможности) просветления. Появляется граница, и ум не идет дальше этого. Ум знает, что он кончается, и он знает, что с этим концом приходит конец страданию. Этот ум знает также конец раздельности, конец существовавшего до сих пор конфликта. Все это кончается, и ум постигает это, как просветление. Так что это - просветление, постигаемое умом. Когда ум исчез, наступает настоящее просветление. Вы переступили пределы, но вы не можете ничего говорить об этом, вы не можете ничего об этом сказать. Вот почему Лао-цзы говорит: "То, что может быть сказано, не может быть истинным". Истина не может быть высказана. Можно только сказать это, и только это будет истинным. Говорящий не знает, знающий не говорит.
И это последнее утверждение ума. Последнее утверждение имеет смысл, глубокий смысл, но оно еще не трансцендентно. Этот смысл есть все еще ограничение ума. Он все еще умственный, он все еще понимает умом. Это подобно пламени, пламени лампы, готовому погаснуть. Темнота опускается, темнота наступает, она окружает пламя. А пламя умирает, оно подошло к концу своего существования. Оно говорит: "Теперь - темнота", и уходит из бытия. Теперь темнота стала полной и совершенной. Но последнее утверждение
то время как ни они меня, ни я их убивать не хотели. Было разве что только неприятие и непонимание друг друга друг в друге.
Сейчас, когда я начал разбираться в причинах, побуждающих меня к действиям или недеянию, я начал чувствовать себя флюгером в межродственных отношениях. В своем отношении к тем людям, точнее, между ними, чьи эгрегоры я носил в поле вокруг моей головы. При этом мое личное отношение роли как будто не играло.
Один наш родственник, не подумав, обидел матушку. У меня ним были хорошие отношения. Более того, я постоянно чувствовал себя обязанным за его отношение ко мне. Обязанным почеловечески. Но с днем рождения поздравить его я не мог. Меня словно держала какая-то сила, преодолей я которую, я начал бы чувствовать себя плохо. Поздравлять нужно было почтой, так как родственник жил в другом городе.
Не имели значения и расстояния. Я также не мог поздравить жену одного моего близкого человека после их ссоры. К ней я был настроен весьма определенно за ее отношение к этому человеку, несмотря ни на то, что лично к ней я никаких отталкивающих чувств не испытывал. И даже напротив. Я знал, что и ко мне она относится хорошо. Более того, их ссора всколыхнула во мне причиненные ею мне давние обиды. К ней я был настроен также категорично и поздравлять ее не хотел, несмотря на то, что знал что надо, и что она обидится. Весь угол левого полушария был стянут категоричным настроением к ней, несущим силу и "правду", проливая на прошлое "свет".
Причина в этом моем проявлении была и еще одна. Постоянная потеря своего "я" делала меня безликим, о чем я переживал. А это восстановление мной справедливости в глазах людей и обеливало, и этого человека и меня показывало умным. Я говорил умные вещи, проявляя при этом эго того человека.
Я отправил его жене открытку с поздравлением и сообщением о том, что подарок выслан. Но я его так и не смог пересилить себя выслать. Зато на следующий год я выслал 2 подарка.
Боль после общения была такой нестерпимой, что я решил для возвращения назад всех несправедливостей прибегнуть к своему старому проверенному способу - запискам. Иначе вернуть все то, что бессовестно, часто открыто смеясь в глаза, мне навешивали на душу, я просто не мог. Отношение же ко мне не менялось.
1. За отношение к вам моего отца отвечаете вы, а не я.
2. Если я и говорил, как не принято у вас, то только пото му, что у нас принято принимать человека всерьез, а не фамиль ярничать с ним, как это делаете вы.