. Иисус же многословно и раздраженно доказывал им свои отношения с Отцом и праведность дел своих. При этом галдящие фарисеи то и дело хватались за камни, чтобы побить не менее шумно полемизирующего Христа. Вполне угадываемая сцена. Или еще, неизвестно зачем переписывающийся из варианта в вариант, из столетия в столетие нейтрального, но чрезвычайно реалистичного содержания стих текста Деяний апостолов: «Во время продолжительной беседы Павловой, один юноша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон, и пошатнувшись сонный упал вниз с третьего жилья» (20: 9). Проповедь испокон веков являла однообразие в воздействии на внимание молодых людей.
Конкретно о реальности. Представьте себе, что вам нужно отснять фильм об Иисусе и его учениках продолжительностью три года. Текста – монологов и диалогов – два десятка евангельских поэтических страниц – хватит в лучшем случае на месяц. Крещение, набор учеников, преображение, десяток эффектных исцелений, около десятка чудес динамично заполнят в общей сложности три месяца. А еще около тысячи дней чем заполнять? На экран пойдет серая обыденность отношений, ссоры, нудные ежедневные заботы о пище, сезонной одежде, крове над головой. Примелькается Иисус в бытовых ситуациях, надоедят друг другу физиономии и не шибко хорошо костюмированные фигуры учеников. В лицах все выглядит, как правило, иначе, прозаичнее, нежели в текстах, т. е. в нашем воображении. Потянутся длинные ночи сомнений, раздумий о покинутых семьях. Где-то надо думать и о сексе. Периодами бригаду обслуживали женщины, тоже неизвестно на что уповающие, – уж конечно не на процветание христианства и христианских сановников в двадцатом столетии. Праздники редки. Население занято, замордовано нелегкой жизнью, на проповеди, особенно в плохую погоду, не спешит. Иисус без дела. Скучные разговоры в пустых синагогах в межпраздничное время. Не везде рады местные власти, с которыми надо объясниться. Кое-где просто гонят, чтобы самим не быть побитыми, особенно в третий год. Хорошего сбора в хороший праздник хватает ненадолго. Богатых покровителей долго обременять нехорошо. Ученикам надо трудиться, пробовать себя в заработке – в исцелении, в проповеди: сана нет, имя Христа в первый год не везде помогает. Дороги местами опасны, переходы длинны и утомительны. Шумная, воодушевляющая удача бригады в одном городе сменяется бледным номинальным успехом в другом. Иисус, «надежа» то весел, то зол. Вечерние трапезы на постоялых дворах с вином и обильной пищей хороши, веселы, но редки. Иисус дистанцируется, порой раздражается на непонятливых. И будни, великое множество будней со скучным бытовым текстом. Текучка, работа почти монашеская. Ничем великим в воздухе и не пахнет. Брезжит лишь надежда на благосостояние, временами подкрепляемая обещаниями Иисуса. Ведущие ученики всерьез помышляют перенять у Иисуса искусство излечения и пророчества, поддерживают его. Остальные, как говорят, в колее. Какая-то напряженность, ощущение противостояния с официальной церковью, случаи церковного контроля, слежки заполнят только вторую половину третьего года. Заставят каждого задуматься. То ли делает Иисус? И вообще, что дальше? Будни станут непростыми. До динамичных и насыщенных похода на Иерусалим, вечери, ареста в Гефсиманском саду, казни и воскресения еще почти двести дней поденщины. Попробуйте мысленно растянуть этот сценарий на три года. Просто удивительно, что бригада не рассорилась, не развалилась раньше, не поменялся состав (может, все же не три года, а один, как у синоптиков?). Но, как веревочке ни виться, бригаду все-таки разогнали.
Надо здесь сказать, что лучше, если бы такой фильм был снят режиссером-евреем, с типичным этническим евреем в главной роли (чем хуже он будет играть, тем лучше, желательно и выпороть его натурально) и в еврейских поселках, не тронутых временем, при сем артисты-евреи должны быть не в новеньких, ярких декоративных одеждах, не говоря уже о массовке. Помпезно декорированный голливудский садизм «Страстей Христовых» Мэла Гибсона, по нашему скромному мнению, далековат от историзма. Выпадают из Нового завета и еврейского древнего быта вполне цивилизованные артисты-европейцы, снятые в хорошую погоду. Натуральность торжествует только во время порки, здесь – блеск режиссуры. Хотя нетрудно догадаться, что в действительности все было без кинематографической любви к садизму. Римские наемники не держали на Иисуса злобы или личной неприязни, которые обычно привносят пристрастие и садизм в экзекуцию. Он им был безразличен, и работу они выполнили номинально.
