Он вставил бланк в щель, посмотрел на его проекцию и стал нажимать кнопки, помечая нужные ответы на соответствующие вопросы. После этого ему осталось только протолкнуть его дальше в щель и уповать на то, что он не затеряется.
Вечером он прислонил голову к твердому металлу и прошептал застывшему за дверцей лицу: - Я ведь действительно люблю тебя, раз пошел на это. А ты даже не знаешь ничего. Хуже, даже если бы и знала, тебя бы это не тронуло.
Решив доказать себе, что с психикой у него все в порядке, этим вечером он отправился с Мабел на вечеринку, устраиваемую продюсером Солом Воремвуфом, только что прошедшим с рейтингом А-13 экзамен на годность. Этот рейтинг означал, что со временем, в случае удачи и при определенной поддержке, он мог рассчитывать на пост вице-президента студии.
Вечеринка удалась. Том и Мабел вернулись с нее за полчаса до усыпления в цилиндре. Тому удалось не напиться, но даже и так после последующего пробуждения он будет достаточно хорош и от расплаты ему не уйти. Он не поспал и чувствовать себя на работе будет плохо.
Извинившись, он оставил Мабел и спустился в комнату с цилиндрами прежде всех. Но он вовсе не стремился улучшить свое состояние ранним усыплением. Цилиндры активировались в строго определенные моменты времени.
Он прислонился к ее цилиндру и постучал по дверце. - Я хотел не думать о тебе в этот вечер, я хотел быть честным с Мабел; но совсем нечестно быть с ней, а думать только о тебе.
В любви все честно...
Он оставил ей второе послание, а затем стер его. Что толку?
Кроме того, он знал, что голос у него грубоват, а ему хотелось предстать перед ней в лучшем качестве.
Зачем? Зачем он ей нужен?
Нет, она нужна ему, и этому нет видимых причин. Он любил эту запретную, неприкасаемую, такую далекую, но и такую близкую женщину.
Мабел подошла тихо, и сказала: - Ты ненормальный!!
Том отскочил в сторону. Боже, почему он это сделал. Ему нечего стыдиться. Почему же он так рассердился на нее? Ее смущение понятно, его гнев - нет.
Мабел смеялась над ним, и он был рад. Теперь он мог огрызнуться. Она повернулась и ушла. Но через несколько минут вернулась вместе с остальными. Скоро полночь.
Он уже был в цилиндре, но затем вышел, подтащил ее цилиндр к своему и развернул лицом к себе. Затем вновь вошел в цилиндр и нажал на кнопку. Две двери почти не мешали ему, но она казалась еще более далекой, далекой во времени, в своей недостижимости.
Тремя днями позже, уже глубокой зимой, он получил письмо.
Почтовый ящик в прихожей зазвенел как раз, когда он входил к себе в квартиру. Он вернулся и подождал, пока письмо отпечатается и проскочит в щель. Это был ответ на его запрос о перемещении в среду.
Отказано. Причина: отсутствие уважительной причины.
Это было так, конечно. Но он не мог открыть настоящую причину. Она еще менее убедительна, чем указанная им. Он отметил на бланке причину No 12: ПОПАСТЬ В УСЛОВИЯ, ГДЕ МОИ СПОСОБНОСТИ РАСКРОЮТСЯ БОЛЕЕ ПОЛНО.
Он клял все на свете. Это его человеческое, гражданское право менять свой день. Точнее, таким ему следовало бы быть. Но что, если переход в другой день требует значительных усилий?
Что, если необходима передача всех его досье со дня рождения? Что, если...
Он может беситься сколько угодно, но что от этого изменится? Из вторника ему не уйти.
Не совсем так, бормотал он. Не совсем. К счастью, число запросов не ограничено. Я пошлю другой. Думают, у меня иссякнет терпение? Ха, у вас оно лопнет скорее. Человек против машины. Человек против системы. Человек против бюрократии и железных правил.
Двадцать дней зимы пролетели. И восемь весенних. Снова настало лето. На второй день лета он получил ответ на второй запрос.
Ни отказ, ни разрешение. Ответ гласил, если он полагает, что среда, как утверждает его астролог, больше ему подходит психологически, то ему следует получить заключение психоастролога, подтверждающее данный вывод. Том подпрыгнул и пристукнул в воздухе сандалиями. Благодарение Богу, что он живет во времена, не считающие астрологов шарлатанами.
Люди протестовали, требовали признать необходимость астрологов, их легализации и уважительного к ним отношения. Были приняты законы, и потому у Тома Пима есть шанс.