— Ну уж нет, — мальчик решительно помотал головой и помог ей подняться. — Никуда я тебя в таком виде не отпущу!..
* * *
Яхико всегда был таким: его желание помочь было всеобъемлюще. Его не заботили трудности, препятствия на пути, даже твоё собственное мнение; если он решил помочь — он сделает это, несмотря ни на что.
* * *
— Значит, Конан, да? — он широко улыбнулся и протянул кусок чёрствого хлеба и выскобленную из дерева кружку с водой. — Я Яхико. Ты это, — он кивнул на хлеб, который девочка, хотя и приняла, неловко крутила в руках, — размочи его, иначе зубы сломаешь.
— Спасибо, — очень тихо пробормотала она, заливаясь румянцем. Опустив краюшку в воду, Конан какое-то время подержала её там и, достав, несмело откусила кусочек, пожевав, проглотила, а затем умяла остатки в несколько жадных укусов.
Этот хлеб был самым вкусным, что она ела в жизни.
— На здоровье, — Яхико тоже прикончил свой кусок, куда меньший, чем тот, что дал ей. — Это немного, конечно… ничего, завтра я добуду ещё.
— Спасибо, — повторила Конан, вновь чувствуя желание разрыдаться. Она потёрла глаза и несмело спросила: — Ты живешь тут?
— Уже три дня, — кивнул Яхико и обвёл хозяйским взглядом стены заброшенной лачужки. Крыша была худая и текла, но в уголке, где сидели дети, было сухо. — Думаю, скоро двину дальше — в этой деревне делать нечего, нужно искать селение побольше. Я как-то раз попытался сунуться в Аме, но там такая охрана по всему периметру… — он развёл руками, давая понять, что у его отступления были веские причины.
— Понятно… — проговорила Конан и опустила взгляд на кружку.
Яхико тряхнул головой, словно спохватившись.
— Точно! — воскликнул он и потянулся к своей сумке, лежавшей под боком. — Надо же твои ранки обработать, а то начнут гноиться — и поминай как звали. Умрёшь в мучениях, — авторитетно сообщил он, извлекая на свет небольшую бутылочку с антисептиком и кусочек ткани. Конан широко распахнула глаза, не понимая, откуда у него могли взяться медикаменты — это же так дорого!
— Это… осталось у тебя от родителей? — осторожно поинтересовалась она, когда Яхико, подсев ближе, принялся деловито протирать её ссадины и царапины.
— От родителей остался только я, — хмыкнул Яхико, не отрываясь от своего занятия. — Антисептик я стащил у какого-то шиноби, который валялся с перерезанным горлом в канаве. Я тогда ещё и настоящий кунай вытянул — потом покажу…
* * *
В тот вечер он говорил, пока она, измотанная физически и морально, не заснула прямо у него на руках. С тех пор его объятия, ласковые поглаживания по голове стали жизненно нужны.
* * *
Бледный рассвет, пробившийся сквозь тучи, застал Конан в сладкой полудрёме, впервые за месяцы лишённой беспокойства. Девочке было тепло — её согревал лежавший рядом мальчик, которого она знала считанные часы, но казалось — всю жизнь. Рядом с ним она чувствовала себя защищённой.
Яхико открыл глаза; заметив, что она разглядывает его лицо, улыбнулся.
— С Днём Рождения.
— Что? — не поняла Конан.
— Всё плохое осталось в прошлом дне, — сказал Яхико с убеждённостью. — А сегодня мы переродились. Теперь мы вместе, и всё будет по-другому — верь мне, Конан.
— Я верю тебе, Яхико, — ответила она, искренне и светло улыбаясь ему.
* * *
— С тех пор прошло уже десять лет.
— В самом деле, — Конан улыбнулась и, привстав на цыпочки, нежно поцеловала его в губы. — С Днём Рождения, Яхико.
— С Днём Рождения, Конан, — Яхико обнял её, ласково, крепко, как самое ценное в жизни. Конан прижалась к нему, не веря, что может быть иначе.
