– Они – трусы, – брезгливо произнес ярл. – Когда Ворчун резал их сородича, они отворачивались и плакали.
– Они не привыкли. Зато тот, кого резал Ворчун, разве он попросил пощады?
– Да он орал так, что я едва не оглох! – вмешался Ворчун.
– Орал, но не плакал и не умолял. Они признают силу, ярл. И не чувствуют себя сильными. Мы сделаем их сильными. Дадим наши имена, научим языку, научим держать строй. И они будут верны тебе, ярл. Вернее, чем те, с которыми ты сговоришься на знакомых землях. Эти не уйдут. Некуда им уйти будет.
– Он дело говорит, – поддержал кормчего Медвежья Лапа. – Дикие схватывают всё на лету. Кое-кто уже немного знает нашу речь…
– Точно? – прищурился Хрогнир.
– Ну… несколько слов, – смутился Лапа. – Ну и что? Выучили десяток слов, значит, смогут говорить по-нашему.
– Моя собака тоже знает с десяток слов! – подал голос Торфи.
– Ха! Не знал, что твоя собака умеет разговаривать! – развеселился Свиди.
– Да моя собака…
Ярл поднял руку, и наступила тишина.
– Торд Сниллинг, что скажешь ты?
– Слова Кетильфаста стоят того, чтобы к ним прислушаться, – неторопливо произнес скальд. – Как и все, что он говорит. Думаю, нам стоит отобрать десяток диких и взять с собой. И пообещать, что мы сделаем из них воинов. Таких же, как мы. Но отбирать следует очень тщательно.
Годных к делу мужиков и парней на стойбище имелось двадцать пять… ммм… экземпляров.
И примерно столько же подростков, которые через два-три года войдут в подходящий возраст. Но эта категория не рассматривалась. Силенок не хватит весло ворочать, особенно в непогоду.
Годных к «призыву» собрали на площади.
– Мы уходим, – сообщил ярл. – Кто хочет пойти с нами? И стать таким же сильными, как мы? – Подумал немного и добавил: – Или умереть с честью.
Слово «честь» он сказал по-скандинавски, поскольку в местном языке его не было. Но подумал и «перевел»:
– …умереть хорошей смертью.
Восемь человек вышли практически сразу, не раздумывая. «Самые молодые», – заметил Санёк.
Остальные колебались. В таких условиях ни о каких испытаниях и речи не было. Что делать? Забирать еще троих насильно? Да и среди добровольцев была парочка явных «задохликов».
Ярл задумался… Но додумать ему не дали. Со стороны реки примчался Ворчун, который в свободное время (а его было много) продолжал развлекаться мытьем золота. За Ворчуном – трое местных подростков волокли сеть.
– Что? – спросил ярл.
– Лодки, – выдохнул Ворчун. – Много. Идут вверх по течению.
Местные подняли крик, на который ярл не обратил внимания.
– Далеко? – деловито спросил он.
– Думаю, с полчаса, никак не меньше.
– Всем – облачаться к бою, – скомандовал Хрогнир. – А потом сходим, поглядим, что это за гости незваные.
Санёк надел доспехи, затянул ремешки, попрыгал, чтоб правильно улеглось, проверил меч, копье… Лук брать не стал. Он – нелучший стрелок в команде. Другие используют стрелы более эффективно.
Закончив (одним из последних), вышел наружу и увидел картину повального бегства. Дикари уходили в лес. С детьми. С корзинками, с мешками…
В стойбище остались две старухи и мужчины, да и то не все. Человек пятнадцать. Явно тоже готовые к бою. У каждого – копья с обожженными или с каменными наконечниками и пара топориков.
– Значит, так, Кетильфаст, скажи им, чтобы в драку не лезли. Перебьют их попусту, а они, может, нам пригодятся. И запомни всех. Думаю, это те, кто нам нужен.
Лодок действительно было много. Десятка три. Они медленно ползли против течения. Парусов не наблюдалось.
Хирд укрылся в зарослях. Ждали.
Лодки приближались. Теперь можно было увидеть, что в каждой – по два человека. Гребли по-индейски – однолопастными незакрепленными веслами.
Через некоторое время на лодках увидели плот. Оживились. Закричали. Звуки по воде разносились отлично, однако разобрать ничего не удавалось. Вероятно, язык их отличался от речи местных дикарей.
– Высадятся, – уверенно произнес Кетильфаст. – Что будем делать, ярл? Поговорим?
– А зачем? – спросил Хрогнир. – Покажемся, и пусть сами решают. Уберутся – будут жить.
Высадились. Столпились вокруг плота. Санёк прикинул: шесть-семь десятков. Вооружение примерно такое же, как у местных. Разве что спереди, на животе и груди, – что-то вроде меховых фартуков. Защита? На головах – тоже какие-то шапки…
