Очнулся Санёк на траве. Не способный пошевелить ни рукой, ни ногой. Горло горело огнем, стволы деревьев перед глазами качались и кружились. Взгляд с трудом сфокусировался на бородатом лице, черты которого разглядеть не получалось. Мутное пятно.
В глотку что-то полилось. Сначала обожгло, потом смягчило…
– Что… Где… Что…
Невнятный сип, но тот, кто поил Санька, все понял.
– Молчи, Сандар!
Ага. Голос знакомый. Торд Сниллинг.
– Лежи. Молчи. Спи…
Проснулся Санёк, когда стемнело. Горели костры. Над огнем кружили насекомые. Обожженные, они падали в пламя. Очень хотелось пить. И есть. Аж желудок сводило.
Санёк попытался сесть, и у него получилось. Тело было легким и бодрым. Как после холодного душа, хотя ночь стояла жаркая и душная.
– Пей! – Торд сунул в руку Санька флягу. Вода, сладкая и холодная, с привкусом меда. Санёк выдул флягу досуха. – Еще?
– He-а. Я бы съел чего-нибудь…
– Держи!
Мясо. Темная корочка снаружи, а внутри – сочная кровавая мякоть. Вку-усно!
Скальд выглядел усталым. На щеке бугрился подсохшей кровью свежий рубец.
– Что смотришь? – хмыкнул Сниллинг. – Твоя отметина.
– Я… Это… Извини!
– Да ладно! Пустое. Вот Торфи ты основательно порезал: бок до ребра вскрыл.
– Я… Не видел.
– Понятное дело, что не видел. Торфи сам виноват. Молодой. Не понял сразу, что ты в мир духов вошел. Порасторопнее надо быть. Не жалей его, Сандар. Заживет его рана.
Значит, в мир духов… Точнее не скажешь.
– Слушай, Торд, – вспомнил Санёк. – А божок этот местный… Как думаешь: задобрили мы его?
– Да уж задобрили, так задобрили… – Скальд усмехнулся. Из-под засохшей корки выступили капли крови. – Не думаю, что божки местные худое против нас затеять рискнут. После той трепки, что ты им задал, они теперь к нам и на бросок копья подобраться не рискнут.
– Трепки? Ты… видел?
– Ясное дело, видел. Не зря ж меня Сниллингом, Знающим, прозвали. Все я видел. Как ты их драл! Будто медведь – шавок брехливых. Знал я, Сандар, что ты непрост. Знал, что ярость Одина в тебе живет, что иномирье видишь, но такое и для меня – нежданно-негаданно. А я, поверь, многое повидал. И вельв финских ворожбу, и даже мужское колдовство. Видел многое и сам умею, если надо. И духов умаслить, и хулительный нид на обидчика сложить. Но такого – нет, не видел. И не думал, что у вас, в Гардарике, такое умеют. Скажи мне, Сандар, а не от бога ли какого твой род изошел?
– Не знаю, Торд, – честно ответил Санёк. – Я и сам не понимаю, как так вышло. Увидел вдруг духов этих, увидел, как вьются они вокруг нас и будто жизнь нашу пьют… Ну и осерчал.
– Осерчал, значит… – Сниллинг негромко засмеялся. – Это бывает.
– Торд… А кто еще, кроме тебя, видел?
– Никто, Сандар. Нет средь нас больше Знающих. Ты да я. Но я всем рассказал. И знай, теперь никто не удивляется, что ты Грейпюра Крикуна убил. Все видели, как ты быстр. Так отдыхай, Сандар. Ярл приказал на два дня лагерем встать. Пока ты не отдохнешь.
– Да я – в порядке, – невнятно пробормотал Санёк, вгрызаясь в мясо. – Хоть завтра в путь.
– Так завтра и выйдем, – сказал скальд. – Я не ошибаюсь. Сказал, что ты два дня пролежишь, а на третий встанешь. Так и вышло. Завтра как раз третий день. Ты ешь, Сандар, ешь. Мяса у нас вдоволь. Келль и Вигфус могучего зверя убили. Большой хирд накормить можно. Эх, богатая здесь земля! Жаль, что не наша.
– Почему – не наша?
– Темнолесье потому что, – назидательно произнес Торд. – Асы создали людей для того, чтобы населить ими наш Мидгард. И в Мидгарде нам надлежит обитать до самой смерти, а уж оттуда или взойти в Валхаллу и пировать в чертогах Одина, или пасть в Хельхейм, мир вечной тьмы и холода.
