Прошлого не вернуть. Ни Хрогнира, ни Дахи, ни Лиса, ни Серёгу Кожина. «Но будущее я буду делать сам! – решил Санёк. – И начну с того, что не дам замучить этих смольнян!» Они не заслуживают пыток. И пыток не будет.
– Они умрут в бою, Лапа! В бою со мной. Ты их не тронешь.
– Ты думай, Сандар, когда открываешь рот! – прорычал Медвежья Лапа, нависая над Саньком. – Ты не ярл, чтобы мне указывать! Я поступлю с ними так, как я желаю!
– Нет! – отрезал Санёк. – Нет, Лапа! Я люблю тебя, ты брат мне по хирду, но они умрут в бою. Или в бою умрет один из нас!
– Ты!!! Я порву тебя на части! – брызгая слюной, заорал Медвежья Лапа, привлекая всеобщее внимание. – Они убили моего ярла! Подло! Они будут умирать так, что боги ужаснутся!
– На войне не бывает подлостей, – еще спокойнее, хотя, видит Бог, это было нелегко, проговорил Санёк. – Есть только хитрость. И не они убили нашего ярла. А тот, кто убил, уже мертв, и не в твоих силах ему отомстить.
– Хольмганг! – рявкнул Медвежья Лапа. – Я убью тебя, а потом…
– А сейчас ты уймешься, друг! – Подошедший Кетильфаст опустил ладонь на плечо Лапы. – И перестань орать. Не будет хольмганга. Нас и так слишком мало, и мы – на чужой земле.
– И Сандар – в своем праве, – произнес вставший с другой стороны Торд Сниллинг. – Это он взял кровь убийцы. Если он хочет убить и этих – быть посему!
Медвежья Лапа зыркнул на скальда из-под кудлатых бровей, но возражать не посмел. Кормчий и единственный оставшийся в живых хольд сказали свое слово.
Медвежья Лапа плюнул в лицо пленника. Тот, связанный, утереться не мог. Это сделал Санёк.
– Скажи, – спросил он, присаживаясь напротив здорового смольнянина. – Почему ваш вождь Гореслав напал на нас?
Пленник ответил не сразу. Вернее, не ответил, спросил:
– Откуда ты знаешь его имя?
– Просто знаю, и всё.
– Тогда ты должен знать, почему он вас ненавидит.
– А вот этого я не знаю.
– Зачем? Что это изменит в твоей и нашей судьбе?
– В твоей – ничего. А в моей – может быть.
– Скажи ему, – пробормотал второй, раненый. – Он запретил тому, рыжему, мучить нас. Хочет убить нас сам. В бою. Как и положено на тризне. Ты ведь не их крови, воин, убивший Гореслава? Ты – словенин?
– Да.
– Но ты – с ними.
– Так получилось. Наш ярл не собирался идти сюда. Но мы потерялись в других… мирах. И вышли здесь.
– Из-за Кромки? – спросил здоровый.
– Да, наверное, из-за Кромки. И у нас есть золото. Мы взяли его там. Мы купили бы ваш корабль и заплатили дорого. Если бы ваш вождь не напал.
– Гореслав всегда бил свеев, – проговорил раненый. – Свей вырезали его семью. Жену, детей. Замучили. Ты знаешь, как они могут. С тех пор он убивает любого свея, которого увидит. А убивать он умеет. Умел.
– Это так, – кивнул Санёк. – Но я его убил. А завтра убью вас. Вы оба умрете в бою со мной. Это всё, что я могу сделать.
– Это справедливо, – сказал здоровый.
– И щедро, – добавил раненый. – Но ты еще кое-что можешь для нас сделать.
– Дать вам воды?
– И это – тоже, но я бы хотел услышать о ваших странствиях. Мы уйдем туда, за Кромку. Там эти знания могут пригодиться.
– Что ж, – сказал Санёк. – Я расскажу…
Глава 36
Игровая зона «Мидгард». Александр Первенцев. Тризна
– Пусть встанут вдвоем, – сказал Санёк. – Я не буду драться с калекой. – Раз он для боя негодный, можно просто кишки ему выпустить? – предложил Лысина. – Вдвоем! – Резко произнес Санёк.
– Выбор твой, – негромко сказал Кетильфаст. – Но они оба – хорошие воины. Очень хорошие. Лучшим был только их вождь.
– Я его убил, – напомнил Санёк.
– Пусть сражается! – вмешался Торд Сниллинг. – Он уверен, что победит. И боги его любят.
– Это так, – согласился кормчий. Нет, теперь, после смерти Хрогнира, уже не кормчий, а хёвдинг. Вождь. Но не ярл.
Ярлом станет сын Хрогнира, который остался дома. Когда подрастет. И когда покажет себя. До тех пор Кетильфаст – хёвдинг. Так решили оставшиеся в живых. Девять последних хирдманов Хрогнира-ярла. Теперь – хирдманов Кетильфаста.
Санёк снял доспехи. Дахи рассказывал ему, как бьются на тризне. Шлем – можно. Щит – тоже.
Это был новый щит. Сниллинг лично расписал его внешнюю честь защитными рунами и правильными узорами. Для такого хольмганга, когда поединщики имеют право двигаться, а не просто по очереди рубят друг друга.
