— Давай я.
Даррен
снял
перчатки,
поправил
мантию и стал
карабкаться
на парапет.
Остальные
отошли
подальше.
Опираясь
рукой о
стену,
Малсибер
выпрямился
во весь рост
на крайнем
зубце, потом
раскинул
руки в
стороны, как
канатоходец,
и шагнул на
следующий
камень.
Пока
он обходил
парапет, я,
кажется,
забыл даже
дышать и
опомнился,
только когда
Малсибер,
добравшись
до противоположной
стены, легко
спрыгнул
вниз. Тут-то я
так хватанул
ртом
холодный
воздух, что
закашлялся.
Нотт, смеясь,
обернулся ко
мне, а Том
вдруг
спросил без
улыбки:
— Ну что? Хочешь
попробовать?
Мысль
отказаться
мелькнула и
тут же пропала
— признаться
в том, что
боишься, при
таком количестве
свидетелей
было
совершенно невозможно.
В носу
защипало, но
я только решительно
кивнул и
полез на
парапет.
То,
что с
площадки
казалось
сравнительно
простым
делом, здесь,
наверху, выглядело
совершенно
иначе. Когда,
держась за стену,
я смог
выпрямиться
во весь рост,
то понял, что
дальше не
смогу
сделать и
шага. Плоские
каменные
зубцы
оказались
вовсе не такими
широкими, как
мне думалось;
кроме того,
они были в
каких-то
выбоинах и
трещинах. От
недавнего
дождя и
заморозков
они покрылись
скользкой
неприятной
коркой, а
боковые
порывы ветра
трепали полы
мантии и грозили
сбросить с
башни.
— Вниз не
смотри! —
крикнул
кто-то,
кажется, Малсибер.
Лучше бы он
этого не
говорил,
потому что я,
естественно,
тут же бросил
взгляд на
землю и
ужаснулся
тому, как она
далеко. Если
отсюда
свалиться,
никакая
стихийная
магия не
поможет...
Меня
затошнило,
голова
закружилась,
и я с минуту
стоял,
цепляясь за
стену, пока
не понял, что
если сейчас,
вот сию
секунду не сделаю
шага вперед,
то потом уже
никогда не смогу.
Мне придется
с позором
слезать
обратно, моя
репутация
окончательно
рухнет, и никто
никогда не
возьмет меня
ни на одно
серьезное
дело. В конце
концов, если
бы эти камни
просто
лежали на
земле, я бы
без труда...
Не
успев до
конца
додумать эту
мысль, я сделал
первый шаг.
Оказалось,
что идти по
парапету
проще, если смотреть
не под ноги, а
чуть перед
собой. Поэтому
я так и шел,
обшаривая
глазами путь
впереди. На
повороте
из-за порыва
ветра на долю
секунды
потерял
равновесие —
сердце
ухнуло
куда-то вниз
и оборвалось,
— но тут же
выровнялся,
дошел-таки до
противоположной
стены и там
почти что
мешком
свалился на
площадку.
Сердцебиение
вернулось
гулкими
ударами в
ушах. Оказалось,
что мне так
жарко, будто
меня сунули в
камин, а во
рту
пересохло; я
стянул
мантию и перчатки,
а кто-то
хлопал меня
по спине и говорил:
— Ну, с
почином,
молодец!
Дальше
была,
кажется,
очередь
Нотта, потом
еще кого-то — я
не мог на них
смотреть,
потому что до
меня вдруг
дошло, в
какую
опасную игру
мы играем.
Понял, как я
взмок, только
когда мокрая
рубашка
сначала
вздулась
пузырем от
ветра, а
потом
коснулась
тела, и надел
мантию.
Только
сейчас я
заметил,
какое на самом
деле небо —
далекое,
холодное,
серо-стальное,
с
неподвижными
желтыми
прожилками
облаков на
востоке.
Нотт
шепотом
объяснял мне
правила.
Перед игрой
на башню
заранее
отправляли
разведчика,
который
должен был
убедиться,
что ни там, ни
внизу у
главного
входа никого
нет. На случай,
если кто-то из
игроков все
же не
удержится на
стене и упадет
вниз,
остальным
полагалось
немедленно
уходить,
разойтись по
факультетам
и делать вид,
что они
ничего не
знают и
просто выходили,
скажем, в
туалет.
Потом
я как-то тупо
и
отстраненно
увидел, что
Том — он был последним
— вытаскивает
из кармана
мантии плотную
черную ленту
и
протягивает
ее Малсиберу,
потом
поворачивается
к нему
спиной, а Малсибер
надевает
повязку Тому
на глаза и крепко
завязывает
на затылке.
Он
что,
ненормальный?!
Остальные
смотрели
молча, Тома
никто не
пытался
остановить, и
это меня
немного
успокоило —
наверное, он
знает, что
делает. А Том
тем временем,
вытянув
вперед руки,
как слепой,
нащупал край
парапета,
взобрался на
него и сел на
зубец,
подтянув
колени к подбородку.
Посидел так
немного,
потом наклонился
чуть вперед,
поудобнее
поставил
ступни и
медленно,
плавно встал
во весь рост.
Ветер
хлестнул его
в спину, Том
пошатнулся, но
выровнялся,
качнув
расставленными
руками. Мне
стало так
страшно, что
хоть кричи. Сейчас
ведь
разобьется!
Но он уже шел, осторожно
шагая с зубца
на зубец —
медленно,
каждый раз
подолгу
застывая на
месте. Дойдя
до поворота,
аккуратно
повернулся
влево — должно
быть, он
считал зубцы,
чтобы знать,
где
находится, —
добрался до
стены,
нащупал ее
вытянутой
рукой, еще
постоял и
спрыгнул на
площадку.
