— Не надо, доченька, — пробормотал он, — успокойся. Пойдем в комнату, здесь холодно.
Она послушно направилась к двери, у порога приостановилась, намереваясь сказать ему что-то важное, необходимое, но слов не было.
— Ничего, ничего, — смешался он и тут же, изменив интонацию, командирским голосом, чтобы его услышала внучка, распорядился: — Наталья, я беру тебя с собой. А ты, — он повернулся к Тамаре, — через полчасика выгляни во двор. Приедут грузчики с машиной. Без нас не приступайте.
Испытывая безотчетное облегчение, к которому примешивалась робкая радость от мимолетно возникшей былой близости к отцу, она проводила их на прогулку и, подойдя к окну, прижалась к холодному стеклу, чтобы ненадолго увидеть удалявшиеся к воротам фигуры — одну высокую, в тяжелом драповом пальто, другую вдвое ниже, в коротенькой цигейковой шубке…
Будильник показывал четверть десятого.
Тамара обошла квартиру, проверила, все ли собрано, и присела на чемодан. Мысли ее незаметно вернулись к последней встрече со следователем. Все, что она узнала об Игоре за три предшествующие недели, отложилось в сознании одной страшной фразой: он обвиняется в убийстве!
Поначалу в голове не укладывалось: как он оказался способным пойти на такое? Должно же быть какое-то объяснение. Очень скоро ответ нашелся. Она поняла, что это и есть та самая изнанка его жизни, о существовании которой она догадывалась, та скрытая деятельность, доступ к которой Игорь закрыл ей раз и навсегда. Суета, манипуляции с дефицитными оправами, его «контакты», лишние рубли, деловые и неделовые свидания — все, чем он занимался последние годы, на поверку обернулось не знанием законов, по которым складывается жизнь, а полнейшим крахом.
Поэтому Тамара не удивилась, узнав о нечистых делах, связывавших мужа с Волонтиром. О соседе следователь расспрашивал ее особенно подробно. А что она знала? Что он пил беспробудно? Об этом знали все. Летом, бывало, так и засыпал пьяным, сидя на лавочке у своего флигеля. Что работал сторожем? Это тоже известно.
Припомнилось, как несколько лет назад Нина Ивановна, соседка, говорила, что Волонтир предлагает ей обмен, и советовалась: меняться ей с ним квартирами или нет? Тамара ужаснулась, представив, что, возможно, придется жить дверь в дверь с запойным пьяницей, и отсоветовала Щетинниковой. Правда, старушка и сама вряд ли серьезно относилась к волонтировскому предложению, скорее поделилась по-соседски новостью, и все же Тамара успокоилась только после того, как Игорь сообщил, что обмен окончательно расстроился.
Следователь заинтересовался, каким образом Игорь оказался причастным к обмену квартирами. Может быть, у него был свой, особый интерес, комиссионные, например?
Этого она не знала.
Обе предыдущие встречи со следователем изобиловали не совсем понятными, ненужными и пустыми, на ее взгляд, вопросами, но последняя, третья по счету, окончательно поставила в тупик. Ее спросили, не приходилось ли ей слышать, где проживал Волонтир во время войны. Да, она слышала, но какое это имеет отношение к Игорю?
— И все-таки, что вы об этом знаете? — более настойчиво спросили ее.
— Он проживал в нашей квартире, — ответила она. — Кажется, вместе с братом.
— Откуда вам это стало известно?
— Отец говорил. И соседи тоже.
— Кто из соседей?
Тамара задумалась.
— По-моему, Щетинникова. — Она напрягла память. — Да, Нина Ивановна. А вот по какому поводу и когда — забыла.
— А ей откуда известно, не знаете?
— Наверно, жила в этом доме, — предположила она, — или была знакома с Волонтиром.
Следователь многозначительно переглянулся с сидевшим в кабинете лейтенантом.
— Простите, — извинился он, — это наши внутренние дела. Вам, вероятно, неизвестно, кто жил в этом доме во время оккупации?
Ну откуда ей знать? Нет, конечно. И вообще, при чем здесь оккупация?
Следующий вопрос тоже показался ей праздным.
— Если вы помните, девятнадцатого января я сменил в вашей прихожей лампочку, — сказал следователь. — Не заметили, когда она перегорела?
Час от часу не легче! При чем тут лампочка?
— Я их часто меняю, — пожала она плечами. — Знаете, какое качество…
