— Нам в четвертую квартиру, — сообщил Костя и, как человек, успевший освоиться в новой обстановке, стал быстро подниматься на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Лестница была широкая, с массивными, вытертыми до глянца перилами. Из большого овального окна, напоминающего неправильной формы иллюминатор, на межэтажную площадку падал дневной свет. Пожалуй, здесь было светлее, чем во дворе.
На втором этаже мы попали в высокий, выложенный кафелем холл, от которого шли два просторных коридора.
Нужная нам квартира с жестяной «четверкой» на двери была рассчитана на несколько семей: рядом с кнопками звонков в стандартные рамки были вписаны фамилии жильцов.
Минуя высокие массивные двери, выстроившиеся по обе стороны коридора, Логвинов провел меня в огромную квадратную комнату, где нас встретила худенькая, ниже среднего роста, женщина лет тридцати.
— Ямпольская Елена Борисовна, — представил ее инспектор и тут же попросил: — Елена Борисовна, повторите, пожалуйста, этому товарищу то, что рассказали мне.
Женщина перевела на меня большие печальные глаза, как бы раздумывая, действительно ли необходимо повторять, прошла к окну и присела у письменного стола.
— Хорошо, — сказала она, кутаясь в пуховый платок, и мне показалось, что она греется от света настольной лампы. — Что именно вас интересует?
— В котором часу вы легли спать?
— В половине третьего, — не меняя выражения, ответила она.
— Почему так поздно?
— Работала.
Особой разговорчивостью Ямпольская, видно, не отличалась, и Логвинов пришел ей на помощь:
— Елена Борисовна — переводчица. Как раз вчера ей принесли работу на дом, — и, обращаясь к ней, уточнил: — Я вас правильно понял?
Облокотившись на подоконник, я стоял метрах в трех от письменного стола и почему-то не мог отвести взгляда от рук женщины, на которых сквозь тонкую кожу проступали веточки кровеносных сосудов.
— Я болею, — нашла нужным пояснить женщина. — Руководство нашего института попросило выполнить срочную работу. Перевод надо сделать сегодня к вечеру.
«Поболеть не дают человеку, — молча посочувствовал я. — А тут еще мы…»
— Около двух ночи, — продолжала Елена Борисовна, желая быстрее закончить, по-видимому, тяготивший ее разговор, — я подошла к окну. Во дворе увидела Игоря Михайловича Красильникова.
Я поймал на себе быстрый Костин взгляд, но тогда он мне ни о чем не сказал и я не придал ему значения. Позже Логвинов объяснил, что в первый раз Ямпольская назвала Красильникова только по имени, и это, учитывая небольшую разницу в их возрасте, воспринималось естественно. Сейчас к имени прибавилось отчество. Расхождение, казалось бы, незначительное, но оно обратило на себя внимание инспектора. День спустя я тоже понял значение этой разницы, а пока внимательно слушал продолжавшийся между ними разговор.
— Вы сказали «около двух». А точнее? — спросил Логвинов.
— Не знаю. — Поколебавшись, Елена Борисовна добавила: — На часы не смотрела. Легла в половине третьего, а видела его приблизительно за полчаса до этого.
«Что ж, арифметика простая, но, как показывает практика, вполне надежная».
— Вы посмотрели в окно случайно или что-то привлекло ваше внимание?
— А что могло привлечь мое внимание? — не поняла Ямпольская.
— Ну, шум, какие-нибудь звуки…
— Нет, я подошла к окну случайно.
«Побольше бы таких случайностей», — подумал я.
— Красильников вышел из дома Волонтира — так вы сказали, — напомнил Логвинов.
— Да.
— Вы уверены, что не ошиблись? Может быть, он просто остановился около флигеля? Возвращался домой, приостановился, чтобы прикурить, например, и пошел своей дорогой.
— Он не курит, — сказала Елена Борисовна.
Костя снова послал в мою сторону многозначительный взгляд.
— К тому же я видела, как он захлопнул за собой дверь.
«Захлопнул», — отметил я про себя.
— У него было что-нибудь в руках?
— Нет, кажется, ничего. Я не видела, — уточнила она.
— Он вышел из дома Георгия Васильевича, захлопнул дверь и что же дальше?
— Ничего.
— Сразу пошел к себе?
— Нет, сначала подошел к дому напротив, постоял там, потом ушел домой.
— Квартира Красильникова в вашем подъезде? — поинтересовался я.
