На летнем обучающем семинаре я видела плейбек-актеров со всего мира, импровизирующих вместе. Там были австралийцы с энергичными движениями и громкими голосами; русские, использующие метафоры и тишину; европейцы, ведущие несвязанные поэтические диалоги; американцы, играющие от всего сердца. Те сцены, которые я наблюдала, часто были далеки по стилю от нашей изначальной работы. И все же было очевидно, что даже при такой вариативности процесс Плейбек-театра работает - до тех пор, пока истории рассказывают. Не так важно, сыграна ли сцена искусно или грубовато, с диалогами, в движении, реалистично, импрессионистично, с влиянием комедии дель арте или традиционного русского театра. Если история рассказана, то сцена будет успешной, рассказчик будет тронут, аудитория будет удовлетворена. Если нет, то не поможет весь блеск театрального искусства.
В сценах того семинара история была рассказана не всегда. Порой она тонула в несущественных деталях, или в спутанной коммуникации актеров, или в чьей-то потребности быть в центре внимания. Иногда символическое действие теряло смысл и отдалялось от конкретного переживания. Я стала обращать особое внимание на то, чем характерны успешно разыгранные сцены. Мне показалось, что есть два основных элемента, лежащих в основе всех остальных соображений: интуитивное ощущение смысла переживания рассказчика и эстетическое чувство самой истории.
Каждому в плейбек-команде - актеру, ведущему, музыканту, осветителю, если такой имеется, - нужно уметь быть рассказчиком.
Они должны уметь вызвать в воображении форму истории и наложить ее на сообщение рассказчика, которое может быть небрежным. Если они этого не сделают, то все почувствуют себя некоторым образом обманутыми - и рассказчик, и зрители, и даже сами актеры. Но если у них это получится, то возникнет явное чувство восторга и удовлетворения. Мы глубоко верим в историю, когда мы видим кусочек жизни, облеченный в такую форму.
Откуда мы знаем, что такое история? Знаем, потому что мы окружены историями с самого начала жизни. Мы знаем, что история откуда-то начинается и проясняет для нас некие обстоятельства. Затем идет некоторое развитие или неожиданный поворот, а затем - конец, то место, на котором можно выйти из истории. Существует бесконечное количество масштабов и форм, от поучительной тонкости минутной притчи до массивных очертаний викторианского романа. Наличие формы, смысла, элементов, сочетающихся друг с другом, говорят нам: вот история.
Форма истории настолько базовая и всеобъемлющая, что дети в возрасте одного-двух лет могут узнать ее, если услышат. И как каждый родитель или учитель, или няня, или старшая сестра могут вам подтвердить, дети всегда хотят слушать истории. Фактически мы не можем жить без них, мы все хотим слушать истории, мы ищем их везде, где только можно: в кино, в романах, в газетах, в подслушанных разговорах в поезде.
И мы учимся рассказывать собственные истории. Нам это нужно для того, чтобы выжить. Течение нашей жизни может показаться случайным и ненаправленным. И часто бывает так, что только когда мы рассказываем о том, что с нами случилось, некоторый порядок возникает из огромной мешанины деталей и впечатлений. Когда мы связываем наш опыт в рисунок истории, мы обретаем смысл того, что с нами происходит. Рассказывая другим свою историю, мы можем интегрировать ее смысл лично для себя. К тому же это еще и способ сделать свой вклад во всеобщий поиск смысла. Присущий истории элемент формы может преобразовать хаос и восстановить чувство принадлежности миру, а это фундаментально важно. Даже самое болезненное переживание отчаяния некоторым образом отступает, если оно высказано в виде истории. Вспомните незабываемые истории выживших во время Холокоста, когда и рассказчик, и читатель или слушатель ощущают в себе новую силу от рассказа.
КОГДА ПОТРЕБНОСТЬ НЕ УДОВЛЕТВОРЯЕТСЯ
Люди, которые по какой-либо причине не могут рассказать свою историю, находятся в ужасном положении. Каждому из нас нужно, чтобы его услышали, оценили и приняли как одного из тех, кто разделяет человеческую участь. И нам нужно обрести смысл нашего существования. В книге Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу» описан мужчина, страдающий синдромом Корсакова. Болезнь разрушила его память, он обречен жить только в настоящем, лишен возможности подтвердить свою текущую ситуацию воспоминаниями, отчаянно сражается за то, чтобы удержать случающиеся с ним события как можно дольше, формируя их в истории. Сакс пишет: «Каждый из нас совпадает с единственным в своем роде сюжетом, непрерывно разворачивающимся в нас и посредством нас. Он состоит из наших впечатлений, чувств, мыслей, действий и (далеко не в последнюю очередь) наших собственных слов и рассказов... Чтобы оставаться собой, мы должны собой обладать: владеть историей своей жизни, помнить свою внутреннюю драму, свое повествование»
