Фасад торгового ряда местами обрушился, а местами стоял, как будто расплавленный – точно пластилин на жаре. Кое-где витрины разложились на мерцающие пиксели. Бесцельно слонялись по улицам распрограммированные утилиты; другие превратились в опасные сущности: наделенные силой и ничем не сдерживаемые, лишенные виртуального сознания, они набрасывались на ауры невинных пользователей.
Майкл старался избегать всего подозрительного.
Невероятно сложный код, который поддерживал жизнь в этом месте, насильно подвергли распаду; операторы, следившие за ним, забросили работу, опасаясь за собственную безопасность. В тротуарах и мостовых зияли черные провалы – проходы в богом забытые уголки виртнета без порталов, откуда выбраться мог, наверное, только очень опытный хакер.
Будь Майкл обычным пользователем в поисках виртуальных развлечений, он пришел бы в ужас. Уверенный в собственных силах, бывалый геймер и хакер, он все же боялся.
Майкл осторожно шел в дальний конец площади, к окраине, откуда будет проще хакнуть выход в кодовый массив и добраться в любое нужное место. Приходилось смотреть под ноги: поврежденные сектора были неустойчивы; в какой-то момент прямо перед Майклом образовалась зияющая дыра. Он как раз шел боковой улочкой – подальше от ресторанов и магазинов, – что вела в темную аллею. В дальнем конце уже виднелось пурпурное свечение – оттуда Майкл и начнет творить свою магию.
Аллея поглотила его; местная кодировка отрезала посторонние шумы: в уши словно ваты набили. Майкл не останавливался, не позволяя страху подточить решимость. Если кто и мог совладать с хаосом в виртнете, так это он, Майкл. По крайней мере, так он себе говорил.
Наконец Майкл добрался до бесформенной лужи темно-пурпурного света; нематериальная, она и источника не имела. Обернувшись, Майкл не увидел позади себя площади. Не увидел вообще ничего.
Код действительно разрушался, словно программисты и не создавали рыночную площадь как аналог реального места. Сердце ее убили, а края затерли.
Майкл сел и, закрыв глаза, нырнул в море кода.
Дело было даже хуже, чем он опасался.
Если бы его попросили одним словом описать помойку, в которую он проник, Майкл сказал бы: гниль. Он вообразил внутренности человеческого тела – органы, мышцы, – медленно пожираемые гангреной.
Код словно поразила некая болезнь. Его строчки гнулись, ломались и еле-еле ползли. Нездоровое впечатление производили сами литеры, цифры и прочие математические символы. Там, где строкам полагалось быть прямыми, они шли волнами, а там, где им положено было волноваться, – вытянулись в струнку. Кругом виднелись неровные дыры, клочки командных строк, искореженные, растянутые или бесформенные, как амёбы, блоки символов.
При виде бледно-зеленого, насыщенно-желтого и оранжевого цветов фона Майкла затошнило, но деваться было некуда. Работа напоминала учебу по обрывкам сведений. Если кому такое и было под силу, так это Майклу. Он уже вчитывался в вихри кодовой абракадабры, адаптировался к ней. Ага, вон тот символ превратился в этот, а вон та строчка выполняет такое-то действие; вон те три функции вместе исполняют то, что когда-то делали эти две… Майкл начинал видеть жуткую мешанину насквозь – словно близорукий ребенок, впервые надевший очки. Наверное, потому, что сама его, Майкла, суть – это код.
Возбужденный и одновременно напуганный, он с небывалым азартом окунулся в изъеденный болезнью исходник.
Майкл совершенно утратил счет времени. Он так сосредоточился на работе, что мозг чуть не лопался, как переспевший виноград, а в глаза будто вонзили ножи. Однако Майкл, поймав волну, не останавливался.
Закончив, он ракетой вырвался из ничейного пространства, покинул аллею. Ветер ерошил волосы и трепал одежду. Приободренный, прерывисто дыша, Майкл отдался чувству эйфории. Он летел, точно звездолет – сквозь пустоту космоса. В груди порхали бабочки, в голове было легко и ясно.
Он сразу понял, когда прибыл на место, – так спящий понимает, что в комнате зажгли свет. Под ногами пружинила мягкая почва, ветер шелестел в кронах виртуальных деревьев; пахло соснами и влажной землей.
