Я заказала два билета на рейс в Лос-Анджелес, для себя и Дженни. Мы заслужили это. Мы это заработали. Прилетев туда, я взяла напрокат «сааб-турбо», в котором и подкатила к отелю «Беверли-Хиллз». Казалось, Вест-Пойнт остался где-то в другом мире, за миллионы миль отсюда.
— Розовый! — воскликнула Дженни, когда мы, свернув с подъездной дорожки, остановились перед входом. — Мой любимый цвет! И он здесь везде!
— Я попросила, чтобы все покрасили в розовый, специально для тебя. Позвонила заранее и сказала: «Все должно быть розовым! Сделайте нам розовое!»
— Болтушка! — крикнула Дженни.
— Навсегда!
Симпатичный коридорный подхватил наши потертые сумки так бережно, как будто это были дорогие кожаные чемоданы, и отвел нас к очаровательному коттеджу, расположенному за главным корпусом, бунгало номер шесть, нашему временному жилью, о котором предусмотрительно позаботился Барри («чтобы вы с Дженни произвели должное впечатление») и о котором я ничего не знала.
— Вам сюда, мэм. И вам тоже, мисс, — с улыбкой сказал коридорный, распахивая дверь.
Я невольно сделала шаг назад. Комната была уставлена великолепными ярко-красными розами.
— Здесь всегда столько цветов? — пошутила я, но коридорный, похоже, не понял моего юмора. Свет включен, подумала я, но в «Отеле Калифорния» явно не все дома.
— Нет, мэм, — ответил парень. — Это подарок. Здесь карточка.
Добро пожаловать в Голливуд.
Думаю, вы ему еще покажете.
Только не верьте всему, что блестит…
Как и нескольким дюжинам роз.
Люблю и целую тебя и Дженни.
Б.
«Я тоже люблю тебя, Барри. Но кофе ты от меня больше не дождешься».
Нетрудно представить, что я чувствовала.
Это было все, о чем только можно мечтать. Я шла по полутемному коридору к звукозаписывающей комнате «А» знаменитой студии «Деван», чувствуя, как невидимая рука вяжет в узлы мои внутренности.
Здесь записывались знаменитые песни. И моя песня тоже может стать знаменитой. Кто бы мог подумать!..
Вот он, тот самый успех, тот самый выстрел в «яблочко», о котором все твердят и к которому все стремятся. Многие ждут его всю жизнь, а я и не думала, что он выпадет на мою долю.
Я знала, что некоторые звукозаписывающие студии снискали себе довольно любопытную, почти мистическую репутацию в тесной среде самых великих музыкантов, мегазвезд и их менеджеров. На протяжении многих лет Элтон Джон соглашался записываться только в уединенном шато на юге Франции. «Роллинг Стоунз» предпочитали какой-то вонючий плавучий дом на Ямайке, где только и могли получить устраивающее их звучание. Многие исполнители кантри делали выбор в пользу весьма специфичной студии в Нэшвилле, где отдавали себя не иначе как в руки Чета Аткинса.
«Деван» имел такую же репутацию в Лос-Анджелесе. Я сжимала ручку Дженни. Словно зачарованные, наблюдали мы за тем, что разворачивалось прямо у нас на глазах.
Мне это не нравилось! Мне это очень сильно не нравилось. Я с трудом сдерживалась, чтобы не крикнуть им двоим, Барбре Стрейзанд и Барри Кану, что они делают все не так. Когда я сочиняла «Расставание», в голове у меня звучал совсем другой голос. Стиль Барбры так отличался от моего, был так узнаваем, что от моей песни не оставалось почти ничего.
— Что ты об этом думаешь? — обратилась я к дочери. Она слышала «Расставание» в моем исполнении сотни раз. Она знала об этой песне все.
— У нее получается не так хорошо, как у тебя, — после секундной паузы ответила Дженни, — но мне тоже нравится. Очень мило.
Предательница.
По мере того как они работали, песня звучала все лучше и лучше с каждой новой пробой. Я начинала слышать в своем произведении то, о существовании чего и не догадывалась. Песня оставалась моей, но становилась и ее. Приходилось признать, они составляли идеальный дуэт.
Я немного успокоилась. В перерывах между пробами к нам подходил Барри, который стал вдруг внимательным, милым и заботливым.
Через какое-то время мне начало казаться, что Барбра Стрейзанд поет только для меня, как я когда-то пела только для Дженни. Я словно перенеслась в некое место, где музыка соединяется с чувствами. Я снова оказалась в Вест-Пойнте, но в Вест-Пойнте счастливого периода, когда я пела только Смучу и лишь изредка позволяла себе дать волю мечтам.
