— И что же?
— Ничего. Семнадцатого сентября ничего не было.
— Совсем ничего? Ни акций со стороны израильтян, ни перестрелок, ни дня рождения какого-нибудь завалящего пророка?
— Совсем ничего. Что и наводит меня на мысль: все эти имена и названия абсолютно произвольны, просто с потолка взяты. Хотят заставить нас поверить, будто их организации больше и многочисленнее, чем нам по зубам. Я и не удивлюсь, если это все одни и те же люди. Если мои предположения верны, то газеты изрядно нам гадят, придавая вес и значимость всем этим разным,,именам.
— В том числе — и "Братству Полумесяца"?
— Шайке Хамзауи? Хамзауи ведь устанавливали и как члена "Братства Черной Палатки", и "Воинства Священной Клятвы", и "Тени Минарета", и "Голоса Пророка".
— Понятно. Он остается главным подозреваемым?
— Нет. Он всегда на подозрении, но источник сообщает, что Хамзауи сидит в Ливане и очень напуган.
— Но, кажется, говорили, что он мертв?
— Если верить всему, что говорят, так все уже давно покойники. Говорили, что Хамзауи убил какой-то Абдул Фархаз, но потом Хамзауи сам убил Фархаза, так что нам остается только гадать.
— С ними сам черт ногу сломит, а? —- Это уж точно.
Хилари так хорошо знал склад ума британского чиновника с его аффектацией невежества и вечным стремлением держаться подальше от эмоций и буйства, что мог почти достоверно воспроизвести для себя дебаты в Скотленд-Ярде. Хотя пределов их тупости не вообразил бы и он, считая подобное возможным лишь в карикатурных гротесках. Но тем не менее Хилари прекрасно понимал, над чем сейчас ломает голову Маджон, а посему потратил еще полдня, чтобы написать ему очередное послание.
"Дорогой инспектор. Вы уже поняли, наверное, что в Логборо я почувствовал опасность, посему и перебрался временно в другое место. Я узнал, что Хамзауи раскрыл мой адрес. Из-за предательства двух моих выживших братьев ему стало известно и о моем первом письме к Вам, и он заимел на меня зуб, мягко выражаясь. Надо мной нависла страшная угроза, ибо надежный источник слышал от Хамзауи, что тот лично собирается в Англию, чтобы разделаться со мной и еще одним человеком, куда более весомым в кругах террористов, нежели я. Я, разумеется, имею в виду Абдула Фархаза, проживающего в Англии под именем Мустафы Тамила, хотя к настоящему моменту он мог сменить его опять. Я буду держать Вас в курсе всего, что узнаю. Мне теперь пути назад нет. Говоря словами старинной пословицы, я оседлал верблюда, теперь придется пересекать пустыню.
Ваш брат Ибрагим".
Маджон взглянул на штемпель. Письмо опущено в Девизе. Вздохнув, Маджон заказал чаю и вызвал Ховэдэя.И тут вмешался перст судьбы. Выпуски новостей прервались спешным сообщением: иранский дипломат в изгнании, доктор Бани Пал, некогда служивший вторым секретарем в Багдаде, был убит двумя людьми, когда выходил из мужского туалета на Лейчестер-Сквер. Очевидцы показали, что двое смуглых мужчин удирали на мотороллере против движения. Позже брошенный мотороллер обнаружили на автостоянке близ Грик-Стрит.
Хилари не терял времени. Перейдя на другую сторону улицы, он зашел в только что арендованную им контору и позвонил оттуда ночному редактору другой крупной бульварной газеты.
— Алло, — начал он. — Я насчет убийства доктора Бани Пала. — Говорил Хилари с арабским акцентом.
— Слушаю вас, — отрывисто бросил редактор. — Вы что-нибудь об этом знаете?
— Знаю. Бани Пал оказался изменником Делу.
— Какому именно? — спросил редактор, теряясь в догадках.
— Делу Истины! — завопил Хилари.
— Это я понимаю, но я ведь не мусульманин, поэтому имею довольно смутное представление о делах, за которые вы можете бороться. Вы — иранец?
— Нет.
— Значит — араб. Фундаменталист, верно?
— Фундаментальный социалист.
— Я думал, одно с другим никак не совместимо.
— Совместимо до окончательной победы. А там — посмотрим.
— Но какую группу вы представляете?
— Группу "Героев Завета".
— Дайте, я запишу.
— Нет! Если будете писать, наш разговор окончен!
— Не надо, не надо. Скажите, а почему вы позвонили именно нам?
В том, чтобы малость поразвлечься, занимаясь делом, греха нет. Хилари всегда так делал, даже в лучшие свои времена.
