— Все, надоело! – поставил, наконец, точку Михалыч, издерганный и злой, как черт. – Завтра к шести. Все свободны.
Он молча оделся, помог одеться Алисе и, не прощаясь, вышел за дверь.
По улице несколько минут они шли молча, потом Михалыч сказал:
— На репетициях ты больше не появишься. Я хочу, чтобы человек работал, а не херней маялся.
Алиса в душе очень возмутилась: ей никогда никто ничего не запрещал, тем более таким приказным тоном.
— Я-то здесь при чем? – спросила она возмущенно, только для того, чтобы услышать подтверждение тому, что знала и сама.
— Слушай, не считай меня за идиота! Думаешь, я не видел, как вы друг на друга смотрели?! – взорвался Михалыч.
— Я на всех смотрела, – пожала плечами Алиса – Интересно же…
— Ладно. Не вешай мне лапшу на уши, – отмахнулся Михалыч и замолчал.
До дома они ехали молча. Молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.
— Знаешь, – сказала Алиса, которой быстро надоело это молчание: веселое приключение, которое она себе устроила, становилось скучным и нудным. – Мне твой Ким никуда не упирается, понял? Мы, по-моему, говорили с тобой на эту тему. Я – не твоя собственность и никогда ей не буду. Можешь катиться со своим Кимом на все четыре стороны.
— Прости, – неожиданно услышала она. Михалыч подошел сзади и обнял ее за плечи. – Я сегодня понял, как сильно люблю тебя. Но для тебя это – веселая игра, которая рано или поздно закончится, а я буду все больше и больше привязываться к тебе, привыкать, и когда ты уйдешь, мне будет очень плохо… Поэтому, прости, я завтра уйду, и очень тебя прошу, не появляйся пока, не звони, мне надо как-то продержаться хотя бы первые дни…
«Жаль», – подумала Алиса, понимая, что он говорит правду и принял единственно верное решение, но ей, почему-то, было жаль, что все как-то очень быстро закончилось.
В эту ночь они почти не спали, любили друг друга и разговаривали, много курили, и наутро в комнате висело облако сизого дыма. Он поцеловал ее на прощанье и кубарем скатился с лестницы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться и не вернуться. Алиса закрыла дверь и ощутила внутри себя огромную ноющую пустоту. «Вот и все, – повторила она про себя. – Вот и все… А впрочем, как знать…»
Ее хватило ровно на три дня. На четвертый она собралась и поехала к Михалычу домой. За дверью слышались возбужденные голоса, Алиса осторожно позвонила. Дверь открыл он сам. Рассеянно глянул на нее:
— А, привет, проходи.
В его комнате царил страшный бардак, он отшвырнул ногой какие-тряпки, валяющиеся на полу, и закрыл дверь.
— Из дома ухожу. Видишь, вещи собираю.
— Куда? – спросила она, вглядываясь в его лицо, по которому, как это ни странно, жутко соскучилась. Он немного осунулся и побледнел.
— Пока в подвале на базе поживу, а там видно будет, достало дома. Невозможно тут находиться. Зачем ты пришла? Я же просил…
— Поехали ко мне, – предложила Алиса и тихо добавила. – Я не выдержала больше… Мужа все равно до сих пор нет…
— Не могу, – мотнул головой Михалыч. – Сегодня у басиста день рождения, мне к нему к пяти.
— Возьми меня с собой, – попросила она.
— Нет, – твердо сказал он.
— Почему? – удивилась Алиса.
— Потому, – мрачно ответил он, явно не желая ей ничего объяснять, и рассказывать, как день назад напился и устроил скандал Киму, обвинив его во всех смертных грехах. Тот сначала опешил – да ты что, из-за бабы, причем замужней, мы с тобой еще не ругались – потом понял, что это серьезно, и хватило ума оправдаться и воззвать к многолетней дружбе – ты что, первый год меня знаешь, сколько мы с тобой дерьма вместе съели, чтобы сейчас из-за этого ругаться. Сошлись на том, что все бабы – стервы, за что и распили бутылку портвейна.
— И все-таки? – настаивала Алиса.
— Ты не понимаешь? – он посмотрел ей в глаза. – Там будет Ким.
Она выдержала взгляд:
— Ну и что?
— Этот человек мне очень дорог, – сказал Михалыч. – Мы с ним вместе почти десять лет. Не лезь туда.
— А с чего ты взял, что я собираюсь? – спокойно возразила она. – Я просто хочу побыть с тобой. С тобой, понимаешь?
Он снова посмотрел на нее, увидел ясные серые глаза, и что-то внутри у него дрогнуло:
