— Нет, – сказал Михалыч. – Мы у Вальтера переночуем, пошли.
Алиса поднялась вслед за ним, чувствуя бесконечную усталость, во всем происходящем была какая-то фальшь, она не понимала чья, на тот момент она уже полностью утратила способность вообще что-либо понимать. Ким обнял их обоих на прощанье и закрыл за ними дверь с пожеланием всяческих благ. Алиса несмело подняла глаза на Михалыча:
— Куда мы пойдем?
— В соседний подъезд, – отрывисто бросил Михалыч, явно не желающий с ней разговаривать.
Они долго стучали в дверь, заспанная жена Вальтера – Ленка, наконец, открыла, на вопрос Михалыча: «Леныч, мы переночуем?», лишь покачала головой:
— Ну, Михайлов, ты как всегда!
— Извините, – робко сказала Алиса.
— Да ладно, – Ленка принесла подушки и одеяло. – Ложитесь, завтра поговорим.
Они быстро улеглись, Алиса осторожно тронула Михалыча за плечо.
— Ну что ты? – тихо спросила она. – Все же кончилось…
Михалыч долго пристально смотрел на нее, потом произнес:
— Я понял только одно: кто-то из вас врет. Или врете вы оба. Давай спать, я устал.
Алиса искренне верила в то, что все кончилось, до того момента, пока совершенно случайно не столкнулась на улице с Кимом. Он поднял на нее глаза, опять этот быстрый взгляд, скользнувший в сторону, и вид пойманных на месте преступников, и снова эта обморочная дрожь…
«Михалыч был прав, – поняла Алиса. – Каждый защищается, как может… И врали мы оба…»»
Лиана медленно поднялась из-за стола, отложила, не читая и не просматривая, написанные листы в сторону, потянулась, расправив уставшие плечи. Котенок, лежа на столе, среди бумаг, смотрел на нее круглыми желтыми глазами.
— Пошли вниз? – спросила Лиана и взяла его на руки.
Она бесцельно побродила по комнатам, заглянула на кухню, собираясь сварить кофе, но в последний момент передумала, поняв, что ни есть, ни пить ей абсолютно не хочется. В доме было тихо, и эта тишина раздражала ее, давила, заражая неспокойствием и тревогой.
«Я хочу сбежать отсюда, – подумала Лиана, усевшись на подоконник и глядя в окно, где дождь медленно, но верно превращал землю в грязное месиво. – Сбежать и все забыть… Хотя забыть вряд ли получится. И потом, как бы ни было страшно, согласись, тебе все-таки хочется узнать, чем все это кончится?.. Извечное женское любопытство… У каждой истории обязательно должен быть конец. Ну, пусть не всей истории, пусть хотя бы первой части… Ты уже влезла достаточно глубоко… Из таких глубин не выплывают. Только тонут… Я еще посижу тут немного одна и сойду с ума. К этому все идет. Кстати, это тоже вариант выхода. Кто будет любить сумасшедшую?.. Только такие идиоты, как Ивар и Янис…»
При воспоминании о Янисе Лиана ясно увидела прямо перед собой его лицо, и в тот же миг поняла, что очень соскучилась.
«Ну и что, – она упрямо поджала губы. – Лучшее действие – это бездействие. Я, по-моему, уже достаточно напортачила, если судить по тому, что пишется. Не пойду никуда, на-ка, выкуси!» – она показала непонятно кому две сложенные фигушки, и снова уставилась в окно.
Тишина обволакивала ее, заматывая в кокон, сквозь который трудно становилось дышать, все окружающие ее предметы стали медленно таять, теряя присущие им очертания, растворяясь в тягучести тишины, воздух стал тяжелым и сползал с потолка беловатой плесенью, исчезая в щелях пола, забираясь под ковер, с каждой минутой становясь все плотнее и плотнее. Лиана сидела прямо, не отрываясь глядя в окно, чувствуя спиной все, что происходит позади нее в доме, в паническом страхе понимая, что если повернется – вокруг нее будет пустота, бездна, в которую ее тут же унесет, и она снова будет лететь в этом бесконечном падении, холодный воздух, бьющий откуда-то снизу, разрежет тело, раздерет на кусочки, она будет лететь и кричать, не слыша собственного крика, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала… Серый кокон тишины стал еще плотнее, остатки воздуха расползлись по щелям, Лиане стало нечем дышать, она схватилась за горло, закрыла глаза и, соскочив с подоконника, на ощупь, опрометью бросилась к двери.
Она бежала по улице, расплескивая лужи босыми ногами, потому что тапочки слетели с нее сразу же, как только коснулись земли, завязнув в жидкой черной грязи. Она бежала по улице, и в широко раскрытые глаза ее стучался дождь, который она не могла впустить, потому что не замечала. Она так отчаянно тарабанила в дверь, мокрая и грязная, что, даже, увидев лицо Яниса, не разу смогла остановиться.