Я почувствовала, как нарастает во мне гнев.
– Знала бы я, что папины личные вещи достанутся адвокату, лучше держала бы их у себя.
– Конечно. Но ты же сказала, что больше ничего не помещается.
И это ведь правда. Мне собственную обувь негде поставить. Эйдан шутит, дескать, ему приходится выходить из дому, чтобы сменить мнение.
– Так почему же Микки отослал сегодня утром эти коробки в больницу?
– Потому что Микки нужно было от них избавиться, и я сказала ему, что там для них самое место. Не хотела, чтобы они загромождали твой домик. Печальная история на самом деле: сын Микки лишился дома и вместе с женой и детьми переезжает к Микки. Они забрали всю свою мебель, ее придется составить в гараже Микки, и он говорит, что вещи Фергюса больше у себя держать не может. Это ведь Фергюса – пусть сам и решает, что с ними делать. Он вполне может решать, ты же знаешь. Я думала, он будет рад, – добавила она мягко, без сомнения, слыша мое недовольство. Подумай, как он будет перебирать все, что лежит в коробках, пустится в воспоминания.
Я опять почувствовала, что задерживаю дыхание. Выдохнула.
– Ты обсудила с врачами, полезно ли ему пускаться в воспоминания?
– О! – спохватилась она. – Нет, не обсуждала, я… о боже! С ним все в порядке, дорогая?
Тревога ее была искренней.
– Да, я добралась до них первой.
– Мне так жаль, Сабрина, я не подумала, что это может навредить. И тебе не хотела говорить, ты бы все забрала и забила свой дом совершенно тебе ненужными вещами и, как всегда, взяла бы на себя слишком много, когда в этом нет никакой необходимости. У тебя и так полна коробочка.
Да, да, все это правда.
И я не могла винить маму за то, что ей хотелось избавиться от папиных вещей: забота о нем вот уже пятнадцать лет как не входит в ее обязанности. И конечно, она хлопотала о моем же благе, не хотела нагружать меня еще и этим.
– Так ты знала про коллекцию шариков? – уточнила я.
– Ох уж этот человек! – вернулась ее обида на другого Фергюса. На прежнего Фергюса. Былого Фергюса. – Отыскалась среди прочего – коллекция хлама конечно же? Мне кажется, честное слово, он все подбирал. Помнишь, сколько мы разбирали кладовку перед продажей квартиры? Каждый день он приносил домой пакетики горчицы и майонеза из тех кафе, где обедал. Я просила его прекратить. По-моему, это уже расстройство. Знаешь, говорят, люди, склонные делать такие запасы, имеют какие-то эмоциональные проблемы. Они цепляются за все, что им удалось накопить, боятся отпустить.
Ее речь продолжается бесконечно, я пропускаю девяносто процентов сказанного мимо ушей, включая ее манеру отзываться об отце исключительно в прошедшем времени, как о покойнике. Тот человек, кого она знала, и вправду умер. Тот, кого она раз в две недели навещает в больнице, вполне ей по душе.
– Однажды мы поссорились из-за шарика, – донесся до меня обиженный голос.
Нет такого повода, по которому они бы хоть раз в жизни не поругались.
– В чем было дело?
– Не припомню, – чересчур поспешно ответила она.
– Но про коллекцию ты ничего не знала?
– Откуда мне было знать?
– Ты была за ним замужем. К тому же, раз я не упаковывала эти шарики, значит, их сложила ты.
– Умоляю тебя, я уже пятнадцать лет не замужем за ним и не могу отвечать за то, что он делал потом, да и за то, что он делал в браке, на самом-то деле, – рассердилась она.
Тут уж я совсем растерялась.
– Кое-чего в коллекции недостает, – сказала я, глядя на все богатство, рассыпанное передо мной по полу.
И чем больше я думала над тем, как они хранились у папиного адвоката, тем более укреплялось во мне подозрение. Мисс Марпл – дело о марблс.
– Я не намекаю, будто Микки Флэнаган украл их, – намекнула я. – Может быть, папа их как-то потерял.
– Чего не хватает? – с искренней тревогой спросила она. Разводилась она с недоумком, но тому приятному мужчине в реабилитационном центре никто не смеет причинять ущерб.
– Часть коллекции шариков.
– Он лишился шариков? – Мама хохочет, но я в этом не участвую. Потом, отдышавшись, она говорит: – Знаешь, дорогая, твой папа едва ли когда-нибудь мог иметь дело с шариками, наверное, это ошибка, они не папины или Микки вовсе отдал не те коробки. Давай я ему позвоню?
