Шарлотта постучала по губам кончиком пальца с идеально наманикюренным ноготком, как будто пытаясь разгадать загадку. Потом ее лицо неожиданно озарилось вдохновением.
— А-а… поняла. Лизетта не расслышала то, что ты сказал. Ты, должно быть, сказал, что ловишь крыс!
Он взглянул на нее сквозь густые темные ресницы.
— Знаешь, Лотти, любовь моя, — задумчиво произнес он, — а в Париже сейчас действительно носят лифы, а не просто обозначают это понятие.
Прежде чем посмотреть ей в глаза, он задержался взглядом на ее смелом декольте. Она спокойно встретила его взгляд. Если он ожидал, что она покраснеет, то его постигло разочарование. Трудно сосчитать, сколько мужчин с вожделением пялились на ее прелести, а ей было от этого ни тепло ни холодно.
К тому же за все годы, истекшие со времени их знакомства, он иногда поддразнивал ее, делая вид, что интересуется ею в сексуальном плане, но за его дерзкими словами никогда не следовали действия. Он всегда оставался безупречным профессионалом: отстраненным, циничным, не обремененным никакими привязанностями.
Она наблюдала за ним, пока он пил бокал бордо. Дэнд Росс стал шире в плечах и выше ростом, но по-прежнему отличался этакой раскрепощенностью и самоуверенной кошачьей грацией.
У него были темно-русые волосы, полуприкрытые карие глаза, худощавое лицо с широким ртом и тонкими губами и квадратная челюсть, спрятанная теперь под густой бородкой, прикрывающей пиратский шрам. Правда, он весело признавался, что шрам был результатом падения с лестницы, когда он воровал яблоки, а не раны, полученной на дуэли, как она когда-то вообразила.
Вряд ли ему можно доверять. О себе помалкивал, а свои чувства — если они у него были — держал в тайне.
— Вот как? — воскликнула она, нарочито растягивая слова. — Ну что ж, мы воюем, введено эмбарго, и я считаю своим долгом позаботиться о том, чтобы моя портниха не слишком перенапрягала экономику непомерным расходом ткани.
— Какой патриотизм, Шарлотта! — сдержанно заметил он. — Я потрясен твоими жертвами. Или следует употребить это слово в единственном числе? Что-то не похоже, что ты во многом отказываешь себе в плане комфорта.
Он обвел ироническим взглядом роскошное убранство гостиной, скользнул по голубым стенам, отороченным белой лепниной, и по мягкой мебели на изящных гнутых ножках, обитой синим муаром, с резными спинками в виде лир, с массой подушек и подушечек в наволочках из дорогой парчи ярко-желтого цвета. На покрытом черным лаком консольном столике красовался огромный букет желтых роз и словно восковых белых гардений, стоявших в китайской вазе.
— Это те желтые розы?
— Вижу, ты их узнаешь.
— Еще бы. — Он вдруг заговорил совсем тихо: — Я подкармливал их собственной кровью. Где ты их взяла?
— Они с того куста, который ты и твои товарищи подарили нам много лет назад. Я привезла черенки с собой из Йорка. Сначала они росли в городской резиденции Уэлтонов, а теперь вот здесь, — сказала она, — чтобы напоминать мне о добром старом времени. Видел бы ты, какую сенсацию они производили, когда я украшала ими волосы или прикалывала к тому, что я — очевидно, ошибочно — называю своим лифом. — Она усмехнулась. — Я очень люблю производить сенсацию. К тому же эти розы очень подходят к убранству моих апартаментов, — добавила она, обводя комнату довольным взглядом.
— Новый адрес. Новый цвет стен. Новая мебель, — бормотал Дэнд, тоже окидывая взглядом комнату. — Резонно задаться вопросом: вполне ли респектабельно молодой женщине жить одной?
— Не думаю, — бойко ответила она. — Но какое мне дело до респектабельности, если она лишь связывает мне руки и мешает приносить пользу тебе и твоим друзьям?
— Очень практичный подход, Лотти. Ты стала весьма решительной, малышка, не так ли?
— Хотелось бы в это верить.
— Знаю, что так оно и есть, — сказал он, лениво улыбнувшись. — Сколько сердец разбила на этой неделе жестокая маленькая мисс Нэш?
— Сердец? — задумалась она. — Ни одного. Однако спесь с некоторых сбила.
— Бедняги. — Он поставил бокал возле ног и, покачиваясь на стуле, сложил руки на подтянутом животе.
Даже по прошествии многих месяцев она не перестала удивляться тому, что он был одним из самых лучших тайных агентов Англии. Этому было трудно поверить. Человек с сомнительной репутацией, скрытный и опасный — таково было ее первое впечатление о нем, когда он появился в плохо освещенной библиотеке отца Таркина, и она полагала, что впечатление это было вполне правильным.
