Глава 4
Краснодарская невеста
«Юнга Северного флота» родился в 1972 году из газетной заметки о том, что где-то в Северодвинске бывшие юнги Северного морского флота отметили энную годовщину окончания Школы юнг Соловецких островов и возложили венок на могилу юнги, погибшего во время войны.
Фильм или, точнее, образ этого фильма возник предо мной сразу, как только я прочел эту заметку. Хотя «Море нашей надежды» не оправдало моих надежд на прорыв в кино, оно не исчерпало моих морских одесских впечатлений, а точнее, я еще не отошел от истории капитана Кичина и судеб других одесских моряков. Но одних этих историй было, конечно, мало для написания сценария о юнгах, я отправился в библиотеку, в Ленинку, поднял всю мемуарную литературу по Северному морскому флоту времен Отечественной войны и выяснил обстоятельства возникновения Школы юнг на Соловецких островах. Ее создали в 1942 году, чтобы спрятать от бомбежек беспризорных сирот-подростков, пробивавшихся на фронт или бродяжничавших в прифронтовой зоне, и разместили эту школу как раз там, где до революции был знаменитый Соловецкий монастырь, а после революции «СЛОН» – лагерь репрессированных «врагов народа». (Именно этот лагерь в тридцатые годы посетил Максим Горький, чтобы убедиться, что условия содержания зеков в сталинском ГУЛАГе вполне, как он позже напишет, «гуманные», – по случаю его приезда администрация лагеря устроила тут настоящую «потемкинскую деревню» и под страхом жутких кар запретила зекам вступать с Горьким в какие бы то ни было разговоры!)
Потом я отыскал в Москве двух бывших юнг Северного флота. Один из них оказался сотрудником КГБ и профессиональным разведчиком, работающим под крышей АПН. Я изловил его во время его московского отпуска, но он так боялся своих сослуживцев, что даже о Школе юнг, куда он попал тринадцатилетним пацаном, боялся мне рассказывать. Второй был полковником Генштаба, доброжелательным, но тусклым министерским бюрократом. Он снабдил меня какой-то сухой хроникой существования Школы юнг и адресами еще двух бывших юнг, проживавших где-то в Сибири и в Средней Азии. Я написал им, но ответа не дождался, а ехать искать их мне было не на что. Но и строить сценарий на сухих приказах командования Северного военно-морского флота о создании и обеспечении Школы юнг на Соловецких островах или высасывать из пальца эпизоды их школьной жизни я не мог. Я пошел к Трунину – благо, идти было недалеко, мы с Вадимом жили в это время в одном коттедже в Доме творчества «Болшево» Союза кинематографистов. Вадим был сыном кадрового военного и в юности сам учился в военном училище. Я изложил ему замысел будущей картины, мы пару дней посочиняли вместе какие-то эпизоды и договорились о джентльменской форме соавторства: пока он заканчивает с Андреем Смирновым озвучание «Белорусского вокзала», я сам пишу и заявку для киностудии, и первый вариант сценария, но зато второй вариант и все последующие поправки он делает один, без меня. И когда мы получили аванс и деньги за первый вариант сценария, Вадим сказал мне:
– Все, старик, ты свое дело сделал, дальше – моя работа, как мы и договорились.
Но через неделю вдруг приехал со студии Горького совсем с другими вестями: фильм будет делать режиссер Владимир Роговой, постановщик знаменитых в то время «Офицеров», но при условии, что сценарий будет писать один Трунин.
Я не знаю, почему там так решили. Я в то время не был знаком с Роговым и даже не видел его фильмов. Но я догадывался: буквально назавтра после выхода на экраны «Белорусского вокзала» Трунин стал самым модным драматургом страны. И сделать фильм с ним – с самим Труниным! – было для Рогового и лестно, и почетно. А Тополь тут явно портил титры – кто он был? Автор трех неудачных фильмов, и только…
Я пишу это никому не в укор. Как говорил Карлсон, который живет на крыше, «это дело житейское» – то есть при игре в кино нужно быть, как в хоккее, готовым и к силовым, и к болевым приемам. К тому же после некоторых баталий со студией я в авторах «Юнги Северного флота» все же остался – во всяком случае, до моей эмиграции из СССР. А после эмиграции, говорят, мою фамилию все равно вырезали – чтобы ежегодно показывать эту картину по телевидению как чисто советский, без эмигрантских примесей фильм. То есть не мытьем, так катаньем мое имя все-таки изъяли из титров этого фильма…
