– Ну что? – сказала Мила, жена Миронера. – Ты можешь написать сценарий о любви?
– Ребята, – ответил я им в небрежной манере тех лет. – Лучше одолжите мне десять рублей.
– Мы дадим тебе сорок, – вдруг сказала Мила, жена Феликса. – Но если ты дашь слово, что сядешь и напишешь сценарий о любви.
Я глянул на Феликса:
– И ты действительно пошлешь его на «Ленфильм»?
– Даже не читая! – ответил он твердо, и я понял, что это не треп и не случайное, а продуманное предложение.
Я протянул руку за деньгами:
– Давайте!
Феликс сунул руку в карман пиджака, достал кошелек и извлек из него все, что там было, – четыре новенькие красные десяточки. И протянул их мне! Судя по взгляду, которым проводила эти деньги Мила, то были деньги, далеко не лишние в их бюджете. Но это был их семейный поступок, они видели мое состояние и – дали мне последний шанс.
Сорок рублей! Я не сомневался, что это действительно последние деньги, на которые я либо выживу, выкарабкаюсь, вырвусь из трясины своих неудач, либо… Впрочем, у меня не было времени на второе «либо». Я ринулся искать себе какое-нибудь жилье – квартиру, комнату, угол, где я мог бы поставить пишмашинку и сесть за работу. К тому времени у меня уже был свой эффективный метод таких поисков, я спрашивал буквально у всех – от секретарей Союза кинематографистов до вахтеров «Комсомольской правды»:
– Вы не знаете, кто сдает комнату?
И – сорок рублей Миронеров начали работать: комната нашлась буквально через два дня! Причем какая! Огромная светлая комната на четвертом этаже в громадном, с толстыми стенами, каменном доме, что на углу Васильевской и Горького. И – с окном на улицу Горького! И – всего за пятнадцать рублей в месяц! Правда, в ней не было никакой мебели, кроме маленького испорченного холодильничка «Газоаппарат». А в соседней, через длинный коридор, комнате обитала хозяйка квартиры – тяжелая, усатая, гренадерского роста женщина шестидесяти пяти лет, бывший инспектор гороно и бывшая жена какого то специалиста по авиадвигателям, от которого на стенах квартиры остались лишь его фотографии с Чкаловым, Микояном и еще с кем-то в летном шлеме. Всю остальную мебель из «моей» комнаты хозяйка не то продала, не то вывезла на дачу.
Но я не унывал. Я сложил свою одежду и нижнее белье в холодильник «Газоаппарат». А на соседнем Тишинском рынке за три рубля купил у каких-то алкашей стул и немыслимо продавленный диван с пружинами, выпирающими из него, как крокодильи зубы. Лежать на этом диване можно было, только изгибаясь меж этих пружин в форме скрипичного ключа. Но какое это имело значение?! У меня были своя комната, свой диван и свой стул, на который я поставил пишмашинку! И у меня оставалось 22 рубля – месяц жизни, по восемьдесят копеек на день! А самое главное – у меня была идея для сценария о любви! Да еще какой любви! Сумасшедшей, чистой, романтической – история замужества моей сестры Беллы.
Поскольку во второй части этой книги вы можете прочесть эту историю сами – она так и называется: «Любовь с первого взгляда», – я не стану ее рассказывать, а скажу только, что все (ну, или почти все), что там написано, – документальная правда. И вообще с годами я вдруг запоздало начинаю понимать, что отнюдь не обязательно гоняться за какими-то уникальными, головоломными сюжетами и экзотическим антуражем. Самое интересное, сильное, яркое можно найти буквально в двух метрах от себя, а то и еще ближе…
Но в то время я как бы не знал таких элементарных вещей, и короткая фраза Миронера «писать нужно о любви» была для меня, как божественное откровение. Я пришел в кино из газеты и, весь пропитанный газетным багажом, упрямо держался за юбку госпожи Журналистики: я писал свои сценарии, как большой и разыгрываемый актерами очерк, стараясь показать жизнь так, как это делают журналисты, то есть снаружи, видимую, надводную часть людских поступков. И вдруг Феликс одной фразой освободил меня от этой зависимости, снял шоры, отрезал пуповину, и я ринулся в сюжет о любви так свободно, как начинает дышать астматик, выйдя из самолета где-нибудь в Аризоне или в Салехарде.
