Слушая, делая свое дело, я попутно отмечала наличие в квартирке Веры Николаевны серванта с зеркалом, плотно заставленного кофейными и чайными сервизами, а также сувенирными куклами в костюмах самых разных национальностей. Большая прекрасная картина на стене, изображавшая море на закате, была подписана Айвазовским… Вторая, тоже большая, сверкала ярчайшими красками пурпурных, белых, розовых гладиолусов, брошенных на мокрый после дождя деревянный столик…
— Буду честна черед фактами, — теснее, обеими руками затягиваясь у горла в халат, решала Вера Николаевна. — Он превращался в садиста! Но с лучшими побуждениями! Он заставил меня в картине «Праздник в ноябре» лезть в ледяную воду, в буквальном смысле ледяную! По сценарию, героиня тонет в полынье как раз посреди реки. Я не смела противоречить. Мы ведь с ним равно высоко ценили правду жизни. Результат? Двустороннее воспаление легких у меня! А фильм — в Золотой фонд советского киноискусства! — торжествующе произнесла старушка, улыбаясь и показывая крупные, сплошь стоматологические зубы.
Мне же так не хотелось признать в ней, с этой её дрябло обвисшей темной кожей под подбородком — некогда весьма симпатичную круглолицую красотку с соболиными бровями. Не хотелось и все… Скорее всего, из сугубо эгоистических соображений. Жуть как не хочется думать, что и ты когда-нибудь, согласно непреложным законам развития, превратишься в нечто заношенное, облезлое.
Еще я узнала, чистя унитаз, пылесося сукно на полу, обтирая влажной тряпкой, полки с книгами, тумбочку и прочее, что самое ужасное в её жизни и самое необыкновенное — было сидение в черном горячем источнике. Поначалу ей это очень понравилось, потому что в воздухе пахло ледяным дыханием зимы, а в воде — чудо и чудо! Однако и первый, и второй, и третий дубль не получился, как хотелось мужу. А вышло все лишь с десятого раза. Потом выяснится, что нельзя было так долго держать тело в этом источнике, сдали надпочечники, пришлось лечиться и лечиться. Но винить мужа она не могла он жил не на земле, а где-то над! Такой, знаете ли, небожитель, с утра до ночи пребывающий в отчаянии оттого, что как хотел, как задумал — опять не вышло, а получилось лишь нечто приблизительное.
— Нет, нет, я на него не могла, не смела сердиться! Он был бог в своем деле! — восклицала Вера Николаевна и подбородок её дрожал от еле сдерживаемых рыданий. — Он жаждал совершенства!
И тут я услыхала то, что заставило меня насторожиться:
— В конце концов я перестала доверять врачам. Я стала доверять исключительно себе и травам. Я научилась делать фантастические настойки из трав. Благодаря им я выжила и живу. И если бы мой муж слушался меня, уверена — сидел бы со мной рядом, а не лежал под глыбой гранита… Но курил, немыслимо много курил… Никаких отваров из трав не признавал. Хотя нет ничего целебнее той же самой трехцветной фиалки, морской капусты, зверобоя… В мою аптеку поверила Томочка Мордвинова-Табидзе и, несмотря на свое тяжелейшее заболевание…
— А какое?
— Видите ли, её заболевание связано с кальцием. Совсем не задерживался кальций в организме. Невероятная хрупкость костей.
— Да-а-а?! — поразилась «Наташа из Воркуты». — Такое бывает?
— Бывает, деточка. Человеку нельзя даже двигаться как-то неосторожно. Тамарочка очень-очень любила своего покойного мужа. Она соорудила ему изумительный памятник. Но в последние восемь лет не имела возомжности ездить на кладбище. Она давно даже в коридор не выходила, даже в мягком, даже в такси — в любую минуту её позвоночник мог не выдержать… Спасалась травами. Учтите на будущее — трехцветная фиалка — панацея из панацей… У Тамарочки был характер. Она престрого соблюдала диету. И, все-таки, сломала ногу…
— Но, говорят, она все-таки могла ходить… могла включить кипятильник, — осторожно вставила я.
— Кто вам мог сказать эту глупость?! — от возмущения старушка так резко дернулась в кресле, что зазвенели её серьги с длинными подвесками. Она никуда уже пять лет не выходила из комнаты! Гуляла только по лоджии! Берегла себя. Но не уберегла. С месяц назад встала с постели как-то резко, что ли… сама не помнила, как упала — перелом шейки бедра.
