И Уиллис не заметил его.
Вдоль каждого квартала — три фонарных столба, — подумала Эйлин. От одного до другого — полторы минуты. На весь квартал — четыре с половиной минуты. Элементарная математика.
И ничего это не быстро. Если Уиллис думает, что быстро, нужно бы ему видеть ее брата. Тот все делает по-настоящему быстро — молниеносно завтракает, обедает…
Впереди кто-то двигался.
В голове у нее словно заработал огромный пылесос, мысли стали четкими и чистыми, как ограненный бриллиант. Левой рукой раздвинула ремешки сумки, приоткрыв ее и почувствовав успокаивающее прикосновение револьверной стали.
Она шагала, гордо подняв голову и не сбавляя шага. Перед ней был парень, никаких сомнений. Заметив, быстро повернулся к ней. В темно-синем костюме, без шляпы. Высокий, где-то за сто восемьдесят.
— Эй, — крикнул он. — Эй, ты! — и она сразу почувствовала, как сердце у нее ушло в пятки: на сто процентов была уверена, что это Клиффорд.
И тут у нее появилось ощущение какой-то глупой ошибки. На рукаве синей формы она заметила нашивки, а на воротнике — узкие белые галуны. Тип, которого она приняла за Клиффорда, был просто моряком без шапки. Напряжение ее спало. Губы тронула легкая улыбка.
Моряк приблизился к ней. Видела, как он переваливался с боку на бок, словно в шторм. Прямо скажем, он был пьян в стельку, и это состояние однозначно объясняло, почему он с непокрытой головой.
— Ну вы только гляньте, — он икнул, — какая рыженькая! Иди сюда, рыжуленька!
Он потянулся к Эйлин, но та быстро и решительно отстранила его руку.
— Отвали, — сказала она. — Ты ошибся адресом!
Моряк покачал головой и захохотал во все горло.
— Ошибся адресом? — грохотал он. — Боже, так она приняла меня за обычного бандита!
Эйлин была абсолютно все равно, кем он себя считает, ей только нужно было, чтобы он не совал нос не в свое дело; ловко прошмыгнув мимо него, она зашагала дальше.
— Эй, — рявкнул он, — ты куда?
За собой она услышала торопливые шаги, потом почувствовала, как ее схватили за локоть. Обернулась и вырвала руку.
— Ну ты чего? — спросил он. — Тебе моряки не нравятся?
— Что вы, все прекрасно, — ответила Эйлин, — но лучше бы вам вернуться на корабль. А теперь отстаньте! — Она даже топнула ногой.
Он неожиданно трезво взглянул на нее и вдруг спросил:
— Слушай, а ты не хочешь со мной переспать?
Эйлин не смогла сдержать улыбки.
— Нет, — сказала она. — Премного благодарна, но нет.
— А почему это нет? — спросил он, воинственно выставив челюсть.
— Я замужем.
— Ну и что? Я тоже женат.
— Мой муж — полицейский.
— А я ложил на копов. Мне беречься надо только тех свиней из береговой охраны. Их надо бояться. Ну, так что, малышка?
— Нет, — твердо ответила Эйлин. Отвернулась и зашагала дальше, но он обогнал ее и загородил дорогу.
— Можем поговорить о твоем муже и о моей старухе, что скажешь? Ха, у меня лучшая жена на свете.
— Ну, так идите к ней домой, — сказала Эйлин.
— Не могу, черт бы их всех побрал! Она в Алабаме!
— Отвали, — сказала Эйлин. — Я серьезно. Отвали, пока не нарвался на неприятности.
— Не-а, — упрямо настаивал он, — я хочу с тобой в постель.
— Господи Боже мой!
— В этом нет ничего плохого. Все нормально.
— Кроме твоей морды поганой, — не выдержала Эйлин.
— Что?!
— Ничего. — Она обернулась и взглянула через плечо, где Уиллис. Того нигде не было видно. Он явно где-то подпирал стенку, давясь от хохота. Обойдя моряка, она зашагала по улице. Моряк, догнав ее, шел рядом.
— Нет ничего лучше пеших прогулок, — заявил он. — Я буду гулять с тобой, пока не сотру ноги по самую задницу, или пока ты не согласишься залечь со мной в постель. Нагуляемся до обалдения.
— Ну смотри, ты у меня дождешься, — проворчала Эйлин и начала лихорадочно размышлять, как бы набрести на кого-нибудь из береговой охраны. Черт, полицейских никогда нет там, где они нужны!
«Нашла время глазки строить!» — подумал Уиллис.
Что ей, нечем больше заняться, чем трепаться с моряками! Двинула бы этого проклятого жеребца по голове и затащила в глухой переулок! Как, черт возьми, мы выманим Клиффорда, если она будет шляться с моряком? Может, вмешаться? Или она что-то задумала? Когда имеешь дело с бабами, хуже всего то, что они не в состоянии думать по-мужски.
