Роджерс опять обрел дал речи:
— Я тут ни при чем. Письма были адресованы туда, ну я и опускал в ящик. Почему бы и нет?
— Доставляли письма в дом, где уже годы никто не живет и жить не может, ибо это руины, — насмешливо сказал Брилл. — Ради Бога, не прикидывайтесь идиотом. Вы знали, что кто-то их забирает.
— Лучше уж расскажи ему, — бросила жена.
Роджерс молчал. Тогда, подойдя к каминной полке, она подняла фарфоровый колпак и достала конверт.
— Это пришло по почте.
На конверте было напечатано:
«Мистеру Роджерсу, почтальону», — и его адрес. На штемпеле: «Лондон, 20 мая». Внутри, на листке бумаги тоже на машинке:
«Опускайте, пожалуйста, всю почту, адресованную А. Гилузо, Бэчстед Фарм, Найт-роуд, Саттон Виллис в почтовый ящик перед домом. Я перееду еще до конца года. Благодарю за услуги».
— В конверте были два десятифунтовых банкнота, — пояснила она. — Для нас это большие деньги.
— Она не хотела, чтобы я их взял, но дело в машине, понимаете, — оправдывался Роджерс. — Эти деньги оказались так кстати, нужно было уплатить за ремонт. Понимаете, мотор полетел, нужна была новая головка блока…
— Я его отговаривала. Но он уверен был, что это никому не повредит.
Брилл не собирался терять время даром.
— Вы получали от него еще письма, еще деньги?
— Нет.
— Сколько писем вы бросили к ящик? Подумайте. Это важно.
— Не помню, не помню точно. Может, с дюжину. Не больше.
— Штемпели не заметили?
— Думаю, все были лондонские.
— И вы уверены, что никогда не видели забиравшего их человека?
— Да. Послушайте, в чем, собственно, дело? Что этот парень затеял?
Вмешалась миссис Роджерс:
— Вы же не обязаны сообщать все почтмейстеру, правда? Так он может лишиться пенсии.
Супруг ее взглянул на Брилла, но в презрительном взгляде того не увидел для себя никакой надежды.
— Не нужно было говорить ему, мамочка, не нужно было говорить о деньгах.
— Мне придется подать рапорт. — Брилл вложил конверт в папку. — Это может оказаться важным доказательством в деле об убийстве Олбрайт.
Миссис Роджерс вскрикнула.
— Хватило бы нам велосипеда, Роджерс. Автомобиль не для деревенщины.
Двадцать тридцать, субботний вечер. Чудный вечер, но небо хмурилось, и собирались тучи. В ту самую минуту, когда Брилл лбом испытывал дубовую балку Роджерса, Хэзлтон с удовольствием разглядывал другой деревенский дом. Окден Коттедж оказался небольшим, но очень красивым кирпичным домом семнадцатого века, всего в нескольких минутах езды от Кремптона. От дороги его закрывала густая живая изгородь, перед которой расстилался идеально ухоженный газон, огороженный покрашенной в белый цвет цепью. К дому вела короткая дорожка, справа от которой стоял большой сарай, а слева — еще более идеальный газон. Все в целом производило необычайно приятное впечатление. Хэзлтону особенно понравилась современная, но стилизованная под старину лампа, висевшая снаружи над дверью.
Лысеющий мужчина, открывший ему, подтвердил, что он мистер Дарлинг. Проводив Хэзлтона в гостиную, где в одной витрине стояли серебряные сахарницы и солонки, а в другой — фарфор, газеты были аккуратно уложены в стопку и возле каждого кресла стоял маленький полированный столик. К подлокотнику одного из кресел был прикреплен так называемый «телевизионный столик» с чашкой и блюдцем. Дарлинг выключил телевизор. Хэзлтон извинился за беспокойство.
— Ну что вы… Я вечерами смотрю телевизор, но вот программы все слабее, вам не кажется?
— Не могу сказать, что имею возможность смотреть телевизор, мистер Дарлинг. Моя жена обожает викторины.
— В самом деле? Викторины? — Дарлинг на миг задумался, потом снял столик с подлокотника и два раза позвал: — Изабель! — второй раз уже от двери.
В комнату вошла высокая худая женщина с серо-стальными волосами.
— Моя сестра Изабель. Старший инспектор Хэзлтон, верно? Можно что-нибудь вам предложить, инспектор?
— Спасибо, мистер Дарлинг. Чуть-чуть виски с водой.
Седовласая женщина подала ему руку. У нее была чудная кожа, чистая, как у ребенка.
— Очень приятно. Не правда ли, чудная погода? Этим летом просто не на что жаловаться.
— Дивное лето. Мне это так напоминает прошлое, когда все, включая погоду, было гораздо лучше, правда?
