— Мы живем в старом обшарпанном доме, а там вокруг зелень. Так почему ты против?
— Не знаю, с чего нам поселяться именно в Роули.
— Это мы уже обсудили. — Встав, он заходил взад-вперед. Никогда не мог долго высидеть без движения. — Посмотри, ведь в Роули наш главный завод, и там живет половина сотрудников, и Боб Лоусон…
— Так, значит, там должен жить и ты?
— Ах, Господи… — С деланным отчаянием он схватился за голову. — Боб говорит, не может понять, почему мы остаемся в Лондоне, и как бы здорово было стать соседями.
— А что еще хочет от тебя Боб Лоусон?
— Ну что ты… Ты несправедлива, золотце.
Конечно, она была несправедлива. Боб Лоусон, коммерческий директор фирмы, хорошо к ним относился. Поль взглянул на нее с миной обиженного мальчика, от которой у нее когда-то таяло сердце, но теперь казалась наигранной и только раздражала. И, забыв про Лоусона, она раздраженно бросила:
— Я только не хочу, чтобы опять что-то случилось.
— Не знаю, что ты имеешь в виду.
— Как в тот раз с Моникой.
— Это было давным-давно. Могла бы и не упрекать.
— Я не упрекаю. Но городишко кажется мне ужасным. Чувствую, он принесет нам несчастье.
— Не узнаю тебя. Ты стала суеверна?
— Говорю тебе, Поль, если опять будет так, как с Моникой, я от тебя уйду.
Никогда еще она так не говорила, отчасти чтобы не нарушать неписаный договор, что они оба никогда не дают волю чувствам, отчасти потому, что знала взрывную реакцию Поля, но все равно ее так удивило, когда он упал на колени, расплакался и поклялся, что покончит с собой, если она его бросит. И все это вперемежку с обещаниями и туманными невразумительными намеками, что на фирме его кто-то подсиживает. Через десять минут она согласилась, чтобы назавтра он внес залог за «Плющ» — так назывался дом.
Лежа потом в отдельной постели, тихо повторила про себя адрес: вилла «Плющ», Кингсуорт-авеню, Роули. Ясно было, что Поль добился, чего хотел, и вот теперь она пыталась понять, почему так возражала против переезда в Роули. Ведь разумно держаться поближе к начальству, да и не все ли равно, где жить? Прошло уже два месяца с их последней неудачной попытки заняться любовью, и в полусне она представила, что с ней, в постели — двадцатилетний парень, темпераментный, настоящий брюнет. Шептал слова, которых она не понимала, но все равно шептала что-то в ответ. Уснувший Поль зашевелился и застонал.
Боб Лоусон нажал кнопку на резной деревянной панели. Та отодвинулась вверх, изнутри появилась полка с бутылками и бокалами. Лоусон, с удовольствием наблюдавший за операцией, налил две большие порции виски, подал одну Валери и спросил:
— Что ты имеешь в виду, что странное?
— Не спрашивай, я не знаю. Но есть в нем что-то странное.
— Поль легко находит контакт с людьми. Это его профессия. Так почему ты не хочешь, чтобы он жил по соседству? И опять же удобно — завод поблизости.
— Ну ладно.
— И вообще, как бы я ему мог помешать?
— Не нужно было поддерживать его идею.
— Все уже решено, они внесли залог.
Лоусоны были высоки ростом, хороши собой. Он — метр восемьдесят пять, она на семь сантиметров ниже. Лоусон, уроженец севера, который, приехав на юг, сделал неплохую карьеру, чем-то напоминал пирата, несмотря на прекрасный прямой нос и элегантные волны поседевших волос, которые он укладывал раз в месяц. Валери, на десять лет моложе, была розовощекой блондинкой с фигурой как песочные часы. Пышущая здоровьем, крепкая, в своем роде весьма привлекательная, она все же чем-то напоминала веселого поросенка.
— Надо бы пригласить их на ужин, представить кое-кому из знакомых.
— Думаешь, они впишутся в наше общество? — Когда он рассмеялся, покачала головой. — Это не смешно. Ручаюсь, она женщина со странностями. Не удивлюсь, если окажется вегетарианкой. — Валери была большой любительницей бифштексов с кровью. — Оба они какие-то странные.
Муж издал характерный звук, что-то среднее между молодецким ржанием и поросячьим хрюканьем.
— В ближайшую неделю можешь смело приглашать их на ужин, все будет в порядке. Где Салли?
— На теннисе.
Удовлетворенно кивнул. Дочь занялась делом. Боб Лоусон был в Роули председателем теннисного клуба. Еще он был председателем крикетного клуба, вице-председателем любительского театрального союза и союза ветеранов войны. Общественная деятельность была его коньком.
