Спустя несколько дней Вандорнен решил, что должен уехать, но, не имея сил превозмочь свое увлечение, остался.
Сента ежедневно играла в теннис, ежедневно Фернанда следила за ее игрой. Под ее поднятыми бровями в темных глазах светилась легкая насмешка. С каждым днем любовь Вандорнена крепла.
Сента, теперь уже лучше владевшая собой, стала более сдержанной. Макса даже немного сердила ее скромная гордость, как бы ставящая преграду между ними.
Однажды Фернанда случайно сказала ему:
— Из этого ничего не выйдет, дорогой мой.
Не подавая вида, что он поражен ее фразой, Вандорнен спокойно спросил:
— Почему?
— Просто так. По тысяче причин. Национальность… семья… воспитание…
— Можно все изменить, — в тон ей возразил он.
— Да, но едва ли это поможет. Сента такая англичанка — до мозга костей!
— А мне кажется, она изменилась бы, — проговорил он тихо.
Над всеми этими вопросами он много думал, обсуждал их всесторонне. Ему не хотелось спорить, так как он считал, что он прав. А Фернанда, по-видимому, была настроена воинственно.
Он смотрел на Сенту иными глазами, глазами человека, присматривающегося к привлекающей его женщине, и в нем росло любопытство узнать ее. Сначала он думал, вернее, предполагал, не является ли ее чувство к нему обычным увлечением совсем молоденькой девушки пожилым человеком, увлечением, созданным трепетом, возбуждением, тоской и желанием показаться взрослой. Но постепенно, день за днем, он убеждался в том, что в Сенте есть какой-то источник силы и храбрости. Именно этими свойствами своей природы она притягивала к себе.
Не отрывая глаз от сонного моря цвета сапфира, он стал позади Фернанды и вдруг сказал:
— Фернанда, помоги мне! Я знаю, что ты имеешь большое влияние на Сенту.
Фернанда ответила ему:
— Я не буду противиться событиям, но я не уверена, что брак с Сентой будет удачным для тебя.
— Она ведь нравится тебе, Фернанда?
— О, да, я люблю ее, но ее жизнь не соприкасается с моей. Представь ее себе в Вене или в Дорнене, в твоей семье…
— Я это делаю — и это самая приятная игра для моего воображения.
— Безнадежно пробовать помочь тебе. Никто в мире не бывает так слеп к требованиям света, как влюбленный светский человек! Но любишь ли ты действительно?
— Хочешь ли ты быть хорошим товарищем и по-настоящему помочь мне? — ответил ей Макс вопросом на вопрос. — Попробуй победить семейную оппозицию, если она возникнет.
Он опустился на стул рядом с Фернандой и положил ей руки на колени.
— Фернанда!.. Ничто не поможет. Я не хочу бороться с этим, верней, я не могу. Я люблю Сенту. Мне даже кажется, что я полюбил ее, когда впервые увидел, хотя, быть может, это и глупо звучит. Вчера я просто-напросто приревновал ее к одному из молодых парней из Мевика. Не пригласила ли ты нарочно всех этих юнцов? Да? Ты это сделала? Я и не думал. Меня приводило в бешенство их присутствие, их смех и то, что Сента — в их обществе. Я готов был на все, лишь бы только Сента не была с ними. И не собираюсь подвергаться таким сильным переживаниям еще раз. Я хотел сказать тебе, — он сжал ее руки в своих, — пожелай мне счастья!..
Фернанда повернула голову и, посмотрев на него, поняла, что он счастлив.
— Готова исполнить твою просьбу, дорогой, и пожелать тебе счастья — навсегда.
* * *
Сента решила прекратить считать розы на обоях, к чему она прибегала в бессонные ночи как к средству, чтобы уснуть и тем избежать темных кругов под глазами. К сожалению, это средство перестало помогать, и мысли о Максе Вандорнене становились непобедимыми.
У нее создалась привычка, лежа на спине и положив руки под голову, перебирать в памяти мельчайшие подробности предыдущего дня, чтобы вновь пережить всю сладость этих часов. Так же нужным считала она запомнить, что нравилось и что было неприятно Максу. В этом сказывались молодость и уменье Сенты схватывать на лету все его вкусы.
