— А солдаты откуда? — мне было страшно интересно.
— Из вашего тысяча девятьсот сорок второго года. Если ты знакома с той войной, что была у вас. Здесь они отвоевали себе плато на северо-востоке и теперь там живут. Ур-хаи к ним пару раз пытались полезть, но после этого лет пять сидели тихо и приходили в себя.
— Вот это да! — восхитилась я. — Сколько же их было? Русских-то?
— Человек восемьдесят. Сейчас уже семьи у многих, дети — но живут они по-прежнему обособленно. В дела наши не лезут, и мы к ним с уважением. Сначала я думал, что ты из них — мало ли по каким вопросам можно было покинуть плато? Они ведь тоже свои интересы имеют, а теперь вот не знаю, что с тобой делать.
— Как я поняла, обратно в свой мир я не попаду?
— Это тяжело, но попробовать можно. Если попросить магов — но это надо их хорошо просить.
Что значит «хорошо просить», я как-то не совсем поняла, но тон, которым это было сказано, мне не понравился. Маги у них какие-то «прошеные»!
К русским, при всей моей ностальгии, я тоже не стремилась. Они, наверное, там себе коммунизм уже построили, а я приду и скажу: «Фигня все это! В вашем родном мире все давно уже капитализмом заросло, и ваши дети вас почти позабывали — теперь они не в «Зарницу» играют, а «эльфами» по лесам бегают!» Вот мужикам радости-то будет!
— А что у тебя с бароном? — Из ответа на этот вопрос можно будет понять причину наезда из-за поединка с офицером.
— Скажем так — чужая охотничья территория. А я у него разрешения не спросил. Если бы Тауэр обратился не к барону, а к дальней заставе, то проблем бы не возникло, а так — придется делиться добычей.
— Тауэр обратился в ближайшую крепость, так?
— Да. Боялся, что не доживу, пока он — день туда, день обратно — бегал бы, черт остроухий! — Рандир нагло улыбнулся и посмотрел за мою спину.
Упс! Эльф. И долго он тут торчит? Получается, мы при нем о нем же и говорили. Я-то его видеть спиной не могла, а Рандир ему в глаза говорил все, что думал.
Эльф, не отвечая на подколку, спокойно что-то сказал.
— Сейчас за мной придут, чтобы отвести к барону, — перевел Рандир, — иди, пожалуйста, в свою комнату.
В комнату я, конечно, зашла, но так и остановилась возле незакрытых дверей. Тауэр встал в проходе, загородив меня спиной. Рандира вывели, встав по бокам, четыре солдата — это как, почетный эскорт или чтобы не убежал? Эльф стоял молча, привалившись плечом к косяку моих дверей. Помогать Рандиру он не спешил. Я не вмешивалась, пока просто подмечая все нюансы. Делать какие-нибудь выводы было еще рановато, но общее положение дел уже угадывалось. Рандир — одиночка, по какой-то причине они с эльфом стали кровными братьями, но не закадычными друзьями. Эльф готов жизнь отдать за человека, но в решение проблем не вмешивается — каждый как бы сам по себе. Интересно получается. И как в этой ситуации быть мне?
Я не успела обработать плечо, как эльф исчез. Проход открыт. Сидеть в комнате было неуютно. Лучше всего думается там, где ветер, где можно спокойно, глядя вдаль, разложить все по полочкам. В общем — вперед, на башню!
Как я и ожидала, на смотровой площадке никого не было. Как говорил одни персонаж: «Куда ни пойдешь — небо как небо. Люди как люди. Везде одно и то же». Люди чего-то хотят, ставят перед собой цели, добиваются, живут, страдают, умирают и убивают. Люди как люди. Везде одно и то же. Политика, интересы, мелкие разборки, крупные войны — до чего же все похоже! И я. Маленькое перышко, занесенное ветром в чужой дом. Нужна ли мне цель? Пока я ее не вижу. Месть — это не цель, это только чувство, которое сжигает душу. Да и кому мстить? Я их что, видела в лицо, знаю их имена? Или убить всех скайль-т-тэйли только за то, что они оказались рядом? Думаю, что, когда сюда попали солдаты из сорок второго, они тоже не сильно спрашивали, в кого можно стрелять, а в кого нельзя. Для них все были врагами. Любую историю нельзя воспринимать однозначно — вот эти хорошие, а эти плохие. Иногда, в запале боя, хорошие делают такое, что потом на уши не натянешь — что на человеческие, что на эльфийские. Да и кто сказал, что солдаты были все как на подбор белые и пушистые? Так что скайль-т-тэйли просто приняли превентивные меры. Кто тут прав, кто тут виноват — нельзя просто так однозначно решить. Только вот девочку — девочку я вам не прощу. Не смогу…
