- А зачем нам сейчас лошади?- вскинулся Малыш. - Их в деньги и превратим.
- Годится.
В общем, пока суть да дело, мы решили двигаться к "Золотой подкове, и я пялился вокруг во все глаза. Поначалу смотреть в общем-то было не на что, мы проезжали квартал мелких лавчонок, по позднему времени закрытых, застроенный одно-двухэтажными постройками, потом потянулись узенькие и кривые улочки, где дома были повыше, но куда более обшарпанные. И тут уже потихоньку начиналась ночная жизнь - добропорядочные граждане торопливо пробирались к своим пристанищам, стараясь держаться поближе к стенам; мелкие хищники с бледными испитыми физиономиями провожали нас цепкими, оценивающими взглядами; какие-то оборванцы в немыслимых лохмотьях, звероподобные, не клянчили даже - громко и нахально требовали милостыню; полуодетые девки, выставившись из дверей тускло освещенных притонов, хрипло зазывали клиентов; посреди дороги валялся мертвецки пьяный мужичина в матросской куртке с вывернутыми карманами, но без штанов... Красотища. Сплошная романтика. Но нашу компанию задевать боялась даже пьяная матросня, так что никаких приключений, слава богу, не приключилось.
У самой "Золотой подковы", как я понял, чуть не самого фешенебельного заведениЯ в этом квартале, Малыш снова начал проявлять деловую хватку: забрал у нас лошадей, велел его ждать и смылся. Надо отдать ему должное, обернулся он быстро и даже почти не потерял в цене. Кроме денег, он приволок четыре довольно новых плаща - последний вопль местной моды, как он объяснил. Мода заключалась в том, что эта тряпка без капюшона, зато отороченная снизу мехом должна волочиться сзади по земле. Хорошо еще, что мне плащик коротковат оказался.
В конце концов мы уселись в этой самой "Подкове", Малыш тут же грозно шуганул каких-то девиц, на каждом шагу едва не выпадающих из одежды, и потребовал еды и питья.
Более-менее напившись и наевшись, я облокотился на стол и начал прислушиваться к песне - певец, невысокий и щупловатый, сидел за соседним от нас столом и аккомпанировал себе на чем-то вроде гитары. Получалось у него очень неплохо, но вот слов я не разобрал. Точнее сказать, не успел - Малыш со стуком поставил кружку на стол:
- Ладно, Ученик Чародея, а теперь давай-ка выясним, что будем дальше делать.
- Что-что... Хромого искать.
- Допустим. А дальше?
- А дальше - ждите здесь, а потом видно будет.
- А где примерно этот Хромой живет?- вмешался Старый.
- Квартал могильщиков. Кстати, это где?
- Ого... Там и потеряться можно. Это ж район Старой Церкви.
- Вы, родные, забыли - я ж провинциал, здесь в первый раз. Почем мне знать, что там за Старая Церковь? Вы мне растолкуйте по-человечески, где это?
- Покойников там раньше отпевали, - любезно объяснил Малыш. Ценная информация, что тут скажешь...
- Ну и как туда добраться?
- Это в сторону Западных ворот.
- Ну, хоть что-то... Только, мужики, я вас умоляю и даже где-то заклинаю: давайте без этих ваших агентурных примочек, хорошо? А то получится, что того человека, который адрес мне дал, я подставляю, а Хромой этот, по вашим рассказам, тот еще типус.
- Уболтал, - с сожалением вздохнул Малыш. - Даже оторваться не дадут.
- Ничего, сейчас оторвешься, - пообещал Старый, указывая глазами куда-то за мою спину, Малыш тут же стал серьезен. Так, похоже, приколы пошли...
- И что вы там увидели?
- Обернись, только незаметно.
Незаметно так незаметно... Я аккуратно уронил под скамью монету и полез поднимать. И что мы видим? Пьяный гвардеец с девкой на коленях... Ну, это явно не то. Ага, знакомая ряха - тот самый сморчок, что нас у Южных ворот изучал. Да к тому же не один - за его столом, так же, в открытую, на нас уставившись, сидит четверка орлов в одинаковых коричневых камзолах. Знаю эту породу, еще "там" навидался - развалились, кулачищи на столе, бычьи загривки, стриженные головы, глаза дохлых рыб...
Я выпрямился:
- И что за явление там?
- Судя по форме - внутренняя стража,- информировал Малыш.- Насколько знаю, выглядят круто, но в деле...
- Уходить надо.
- Тонкое жизненное наблюдение,- скептически усмехнулся Старый.- Покуда сиди, не рыпайся, здесь огни свалку устраивать не станут, навалятся, когда мы отсюда выйдем.