— Опять Шмульт тебя сливянкой угостил?! Встречу, уши старому дураку откручу!
Найденыш вспомнил, что отставной ветеран городской стражи Шмульт, действительно как-то угостил его своим крепким пойлом. Старик Шмульт участвовал в войне против духарей, попал в окружение и был поднят на копья этими злобными карликами. Но выжил и за проявленную храбрость получил в награду от бургомистра щит с именной гравировкой. Шмульт повесил этот щит над стойкой в своей корчме и, подливая посетителям сливянки собственного приготовления, брызгал слюной от ненависти к духарям и рассказывал о своих ратных подвигах. Наливка у Шмульта была превосходная, приятно греющая горло и сильно бьющая в голову, но по сотому разу выслушивать стариковские россказни желающих находилось мало. Поэтому Шмульт решил найти благодарного слушателя в лице Найденыша и подпоил дурачка. Наутро Найденыш проснулся в городском остроге — смирному дурачку наливка ударила в голову, и в каждом прохожем ему мерещился подлый духарь, которого надо было непременно поколотить палкой. Найденыша кое-как скрутили три городских стражника, а Шмульту бургомистр намекнул, что боевые заслуги перед городом это хорошо, но надо и голову иметь на плечах. В конце концов, старому ветерану не шестопером по голове заехали, а всего лишь печень в двух местах проткнули.
Найденыш обычно стеснялся этой истории, но сейчас он с удивлением заметил, что она вызывает у него улыбку. Он отрицательно покачал головой.
— Нет, матушка Рута, я не был у Шмульта. Меня… убили.
Старушка в волнении прижала руку ко рту.
— Как убили? Тебе же невозможно убить, так, чтобы ты об этом помнил. Ты же исконный!
— Исконный? — настал черед удивляться Найденышу.
— Ну да, исконный. Ты, я — мы исконные. Как бы тебе объяснить, все равно не поймешь же.
— Матушка, вы попробуйте, я постараюсь.
Рута пристально посмотрела на Найденыша. Либо окончательно свихнулся дурачок, либо что-то, наконец, прояснилось в его голове. Но как такое возможно?
— Наш мир создали боги… Так, боги. Как же тебе втолковать-то, кто это такие? — призадумалась старушка.
— Я знаю, — успокоил ее Найденыш. Ведь еще секунду назад не знал, а вот произнесла слово старушка, и оно всплыло в памяти. Рута опять странно посмотрела на Найденыша, вздохнула и продолжила дальше.
— Сначала они заселили в мир нас, исконных и изначальных. Излюбленных детей своих.
— Почему излюбленных? — Найденышу было приятно слышать, что боги за что-то его любят особенно.
— Известно почему, — ухмыльнулась старушка, но осеклась. Это всем остальным известно, даже маленькому дитятке неразумному, а Найденыш он же хуже ребенка, — боги избавили нас от боли, страданий и смерти. То есть мы умираем, но только когда приходит наше время. От старости. Жили мы, не тужили и тут боги решили пошутить.
— У богов есть чувство юмора?
— Есть. Причем иногда очень глупое. Ой, да простит меня Великая Птица, — матушка Рута торопливо подняла глаза к небу, но оттуда за ее богохульство никаких кар не последовало, — но это точно не она пошутила. Это проделки черепахи водников, вот как пить дать! Это все она, образина, пустила в Четырехземье приходящих!
— Кого? — не понял, в чем провинилась какая-то там черепаха Найденыш.
— Приходящих, чтоб их всех собаки бешенные покусали! — в сердцах выругалась матушка Рута, — хотя зачем? Они и так все придурошные. Если мы живем в Четырехземье постоянно, то они тут появляются на время. Бегают, носятся, жизни не дают. На нас похожи, не отличить. Правда, если пришибешь такого, он не в Храме возродится, а на заброшенном капище. Но не будешь же каждого встречного-поперечного к богам отправлять, чтобы выяснить приходящий он или нет?
— А откуда они приходят? — в голове Найденыша не укладывался тот факт, что в мир можно приходить и потом куда-то еще и уходить. Зайти и выйти можно в комнату, в дом, но в мир?
— Из своего мира. И чего им окаянным там не сидится? Вот скажи, ты бы стал из Четырехземья куда-то бегать? Вот надо оно тебе было бы?
Найденыш прислушался к своим ощущениям. Вроде его натура против путешествий между мирами не протестовала.