— Думать надо головой, — постучал себя пальцем по лбу взвинченный Лыков. — Вдруг там засада? Тогда бы ни сантехника, ни этих докторишек не выпустили.
Он никак не мог понять, что не дает ему покоя, — все по плану, все нормально, даже доктора вышли из квартиры беспрепятственно, но отчего так тревожно ноет сердце и душа не на месте?
Может быть, отложить сегодняшнее мероприятие; плюнуть на предсказания машины и приказать Анашкину вертеть руль в сторону дома, а там отдохнуть, помозговать, прикинуть новые, более хитрые варианты выжимания денег из Александра Петровича Лушина? Можно, конечно, но поймут ли остальные, не заставит ли это их размагнититься, отшатнуться?
— Тачка готова? — все еще не приняв окончательного решения, бросил Аркадий, стараясь оттянуть момент, когда надо будет ступить на успевший прогреться под солнцем асфальт и сделать первый шаг к подъезду. Но и тогда еще останется возможность повернуть обратно, оборвать начавшую связываться воедино страшную цепь действий и последствий, которую уже никому не дано перевязать, как нельзя изменить ход времени, в котором протянется эта цепочка.
— Отгоняем эту и пересаживаемся, — вздохнул Анашкин.
Лыков хотел обрушиться на него — чего разводит панихиду, вздыхает, действует на нервы? — но промолчал. Он понимал: все ждут, и надо принимать окончательное решение. Доктора вышли свободно, засады в квартире нет, там только толстый Лушин и его дородная жена. Слава богу, их дети и теща на даче — меньше будет шума и визга, меньше свидетелей и, следовательно, меньше глаз увидят пришедших.
Да, надо принимать решение, иначе остальные перегорят и потом трудно станет их расшевелить, заставить действовать.
— Пошли, — выдавил из себя Аркадий и первым вылез из машины. — Я представляюсь, а остальные работают, как в прошлый раз. Гриша, — обратился он к Анашкину, — ты сегодня с нами. Лушин тебя не знает.
Ворона запер дверцы машины и поплелся следом за Жедем, одетым сегодня в штатское, к подъезду.
Вот уже поднялись по ступенькам, хлопнула тяжелая входная дверь, пропуская в полумрак лестничной площадки. Олег, заранее изучивший расположение квартир, уверенно повел их наверх…
Маша прибрала со стола посуду и поставила на чистую салфетку любимую чашку мужа — большую, вмещавшую пол-литра, с аляповатой розой на ребристом выпуклом боку.
— Чао! — на кухню заглянул уже успевший накинуть куртку Сеня. — Не скучайте, дорогие родственнички, днем разбойники не грабят. И вообще, не мучай голову.
— Вечером придешь? — выходя следом за ним в прихожую, спросила Маша.
— Ага…
Семен не успел сделать и шага, как раздался звонок в дверь.
— Иди, — бросил он Маше, — наверное, докторишки вернулись.
В полной уверенности увидеть перед собой врача и фельдшера с чемоданчиком он сердито распахнул входную дверь.
— Здравствуйте. — В прихожую шагнул молодой человек. Несмотря на жару, он был одет в пиджак и рубашку с галстуком. — Мы из милиции. — Он небрежно махнул перед носом опешившего Семена красной книжечкой и быстро спрятал ее в карман.
— «Я так хочу, чтобы лето не кончалось…» — ревел в ванной весело плескавшийся под душем Лушин.
Сеня хотел захлопнуть дверь, но в прихожую уже успел бочком проскользнуть еще один человек — лысоватый, в мешковатом пиджачке, а дверь не дал закрыть третий — рослый малый в джинсовой куртке. За его спиной мелькало лицо четвертого, с неприятной ухмылкой на губах.
— Прикройте двери, — властно приказал первый из вошедших. — Проходите, товарищи, — обратился он к остальным.
— Чего? — опомнился Сеня. — Ты кто такой? А?!
— У нас имеется постановление прокурора о производстве обыска, — небрежно объяснил молодой человек, доставая бумагу. — Ознакомьтесь. Может быть, вы добровольно выдадите находящиеся здесь ценности?
Семен, словно поддавшись гипнозу, протянул руку и взял бланк. В глаза сразу бросился красный штампик в правом верхнем углу: прокуратура. И желтая полоса, идущая поперек листа, с машинописным текстом и закорючками подписей.
— Чего встали, — повернулся молодой человек к остальным, — приступайте к работе.
— Покажи удостоверение! — Семен набычился и скомкал ордер.