Проснулся Ворона с чувством крайней обеспокоенности — что-то было не так, как всегда. Нечто, еще не осознанное, заставляло тревожиться и мучительно вспоминать вчерашний день. А может быть, совсем не вчерашний? За окном светло, но что это — утро, день, вечер? И где он вообще лежит?
С трудом сев на постели, Гришка помотал головой, пытаясь унять дрожь в руках и прогнать тупую боль в затылке — где же он вчера был? В памяти всплыло, как отрывок старой, мутной кинохроники, злое лицо Михаила Павловича, потом небритое лицо незнакомого мужика, раздирающего татуированными пальцами жирного вяленого леща, темнота улиц, похожая на темноту тоннелей метро… Где он?
— Проснулся?
Ворона повернул голову на голос — в комнату вошел странно знакомый парень с открытой бутылкой пива в руках. Черт, где же он его уже видел? Неужто тоже вчера? М-да, состоялась, стало быть, широкая гастроль. Так, а денежки, где денежки?
Опустив глаза, Гришка увидел на себе мятые брюки и сунул руку в карман — деньги целы, слава богу. Тем временем парень отхлебнул из бутылки и щедрым жестом передал ее Вороне:
— На, небось башка разваливается?
Анашкин схватил бутылку и присосался к ее горлышку, не отнимая его от губ до тех пор, пока все содержимое не перелилось в желудок.
— Попей, попей, — присев на стул и доставая сигареты, усмехнулся парень. — Тяжелый ты вчера был.
— Да? — Ворона отставил пустую бутылку и вытер губы тыльной стороной ладони. — Ты кто?
— Здрасте, — шутовски поклонился парень, — приехали! Олег меня зовут. Забыл, что ли?
— А-а, — облегченно засмеялся Гришка, — вчера… И эта с тобой, как ее, Клава?
— Не имеет значения, — небрежно отмахнулся Олег, — женщины приходят и уходят, а дела остаются.
Где-то в глубине квартиры прозвучал звонок, и Олег ушел. Вернулся он в компании с другим парнем — постарше возрастом, модно одетым, с внимательно-насмешливыми глазами. Поставив на пол сумку с бутылками, он сел на стул и бесцеремонно начал разглядывать Гришку.
— Чего уставился? — с вызовом спросил Ворона. — На мне узоров нету. Дай пивка.
Почувствовав в его голосе скрытую угрозу, парень стер с лица улыбочку и подал бутылку пива, предупредительно открыв ее и даже обтерев горлышко ладонью. Это Гришке понравилось.
— Сервис, — хохотнул он, запрокидывая бутылку над широко открытым ртом.
— Даром тебя поить никто не будет, — спокойно заметил парень. — Пей и давай рассказывай про своего миллионера.
— Чего? — поперхнулся Гришка. — Чего буровишь, какие миллионеры? У тебя с утра крыша ползет, что ли?
— Не придуривайся, — оборвал незнакомец. — Болтал вчера Олегу про Михаила Павловича? Даже слезно расписал, как он тебя отделал около шашлычной, а теперь память отшибло? Или натрепался? Чего голову опустил, отвечай! У пьяного, говорят, что на уме, то и на языке: ты ведь даже номерочек его машины, помнится, упоминал? Ну, давай живей, время идет, а дела не ждут.
— Вот так вот, да? — искренне удивился Ворона, отставляя бутылку с недопитым пивом. — А почему, собственно, я тебе должен наизнанку выворачиваться? Ты что, опер-исповедник?
— Перестань, — брезгливо поморщился незнакомец, а стоявший рядом с ним Олег захохотал. — Одному тебе все равно этого человека не съесть, подавишься. А в компании с умными людьми, глядишь, перепадет на бедность. Ну?!
Анашкин вытащил мятые сигареты и прикурил.
— Это ты, что ли, умный? — фыркнул он. — И почему я обязан тебе верить?
— Вот твой паспорт, — показал незнакомец, и Гришка дернулся было выхватить из его пальцев свою красную книжицу, но Олег ловко отбросил его назад, больно стукнув по ребрам. — И номер машины ты нам сказал, и телефончик назовешь, а потом помозгуем, как быть с тем человеком. Иначе паспорта тебе не видать, да и можем здесь оставить отдохнуть, пока не передумаешь.
— Ну, я скажу. И что? — прищурился Ворона, прикидывая, как бы улизнуть отсюда подобру-поздорову: Олег, как лось, под притолоку вымахал, да и второй не мелкота, отметелят, и харкай потом кровью из отбитых легких, а квартиру не найдешь, где тебя изувечили. Самое страшное, что у них паспорт: адрес, фамилия, имя-отчество. Найдут, подлюки, если соврешь!
