Первый выход назначили на завтра. В действительности первым он был только для Анашкина. Выходили к площади Белорусского вокзала, раскидывали столик, и Боб хорошо поставленным голосом ярмарочного зазывалы из балагана привлекал внимание прохожих. Как только их собиралось достаточное число, начиналась игра, вернее — действо. Каким образом Боб умудрялся обжуливать лопухов, Гришка так и не смог понять, но вечером получил свою долю, из которой тут же ему предложили отдать большую часть в счет погашения долга Леонарду.
Через несколько дней Ворона привык к «работе» — высматривал милиционеров, предупреждал, вместе с компанией обедал в шашлычных, распивая бутылочку сухонького винца, ездил подыскивать новые места для работы, получал «бакшиш» и отдавал долги. В общем, жить стало веселее и не так обременительно, даже тетка поутихла и не донимала нытьем.
Беда пришла совершенно неожиданно. В один из вечеров раздав положенный заработок, Боб приказал:
— Завтра отправишься в Текстильщики вместе с Пятаком. Он знает, что там надо делать.
Пятак — низкорослый крепыш с шеей бывшего борца и со сломанными ушами — похлопал Ворону по плечу тяжелой лапой:
— Не робей, нас больше!
Все это Гришке очень не понравилось, но делать нечего, и утром пришлось ехать в Текстильщики. Пятак уже ждал. Вместе с ним стояли еще с десяток парней.
— Сейчас двигаем к магазину, — объяснил Пятак, имени которого Анашкин так и не узнал. — Там чужие свои игры затеяли, надо поучить. Бить не жалея. А ты чего пустой? — Он поглядел на руки Гришки.
Вороне немедленно выдали металлический прут, завернутый в газетку. У других парней уже было кое-что, чем проучить конкурентов, — нунчаки, кастеты, короткие резиновые дубинки. Ноги у Гришки стали ватными — к предметам, олицетворяющим собой возможное насилие, он питал отвращение, смешанное со страхом: это уже совсем другие статьи Уголовного кодекса! То ли дело тонкая отвертка-отмычка, автомобильные перчатки, послушная баранка чужой лайбы в руках, а не стыдливо завернутый в газетку пруток арматуры, которым предстоит погладить череп конкурента.
— С другой стороны тоже зайдут, возьмем их в коробку и отметелим, как Бог уродовал черепаху, — по дороге наставлял Пятак.
Тоска одолела Анашкина — тоска зеленая и беспробудная. Подраться в подпитии, когда водяра шибает в дурную голову, совсем одно, а тут? Могут и самому звездануть в глаз или по тыковке — чужие охранники тоже не лопухи, и у них наверняка есть кастеты и нунчаки, иначе зачем им тогда платить, коли они не умеют сворачивать скулы?
Орали репродукторы, и вечно молодой Карел Готт высоким голосом выводил чужие слова под аккомпанемент чужой музыки, а на углу, хорошо видимые сквозь стекла витрин, расположились конкуренты, раскинув столик с рулеткой. Пятак напружинился, играя мускулами и взвинчивая себя перед дракой, сунул руку в карман куртки, видимо надевая кастет.
— Вон они, — свистящим шепотом сказал кто-то из парней.
— Вперед! — скомандовал Пятак. — Ворона бьет крупье!
Это Анашкину показалось самым лучшим в сложившейся ситуации — вряд ли сидящий за столиком с рулеткой парень ожидает нападения. Подскочить, с маху врезать по рулетке, разбив ее вдребезги, а потом рубануть крупье по плечу и быстро отваливать. Потеря столика и рулетки для конкурентов плевое дело, а вот после удара прутом по плечу рука у крупье надолго повиснет или ее спрячут в гипс, а без нее какой он работник?
Шустро растолкав зевак, Гришка размахнулся и ударил по рулетке. В стороны полетели осколки, люди закричали, сзади уже началось побоище — Пятак и его приятели налетели на охрану конкурентов, а с другой стороны спешила еще одна группа бойцов, нанятых Бобом. Но ударить крупье Вороне не удалось, тот успел ловко увернуться, и прут врезался в витрину, зазвенели денежки магазина, осыпаясь на асфальт битым стеклом, а Гришку кто-то отоварил по спине ногой, причем так, что в глазах сразу потемнело от боли.
С трудом повернувшись, он начал бестолково размахивать прутом, ничего не соображая и боясь упасть под ноги дерущихся. Куда-то попадал, кто-то выл, съездили по скуле, перед шалыми от боли глазами мелькали чужие руки и кулаки, потные, разбитые в кровь физиономии с прилипшими ко лбу волосами.
