— Чтобы Зозули с тобой рядом больше не было.
— А собственно… — вскинулся было Манаков, но зять оборвал его:
— Повторять не буду. Потом пеняй на себя. Понял?
Виталий только досадливо дернул плечом и ушел. Поехал к себе — хватит с него Мишкиного деспотизма: карьера, положение, нужные люди, загранкомандировки. Так вся жизнь пройдет, оглянуться не успеешь, а второй никто еще не купил. Что Мишке Зозуля поперек горла встал? Анатолий Терентьевич мужик что надо, не жмот — за услуги всегда отстегивает радужную бумажку аккредитива на предъявителя, хитро сообщая, что не любит таскать с собой пачки наличности.
В один дождливый вечерок, когда Виталик подвозил Зозулю на своей машине в аэропорт, тот, пользуясь тем, что они наедине, попросил об услуге — нужно достать валюту, оплата щедрая, но нужно быстро и много. Сможет ли Виталик помочь?
Наблюдая, как щетки сгоняют со стекла мутные капли дождя, и следя за дорогой, Манаков молчал, тянул с ответом, раздумывая. Нет, о предупреждении зятя он тогда не вспоминал — просто считал: сколько можно отгрызть у Зозули, если хорошо повертеться и выполнить просьбу? Мошна у Терентьевича тугая, стоит ее помассировать, чтобы выдоить побольше — не обеднеет. Наконец, поняв, что дальнейшее молчание будет истолковано как отрицательный ответ, Виталий пообещал сделать все возможное.
Зозуля повеселел. В знак признательности стиснув Манакову колено, поставил условие — купюры должны быть самыми крупными. Виталик согласился и обещал позвонить, как только подготовится к новой встрече, но предупредил, что нужную Анатолию Терентьевичу сумму в короткий срок не собрать. Тогда Зозуля выдвинул новое условие — Манаков собирает не менее трети суммы и только потом звонит, а еще лучше, если наберет хотя бы половину. На том и порешили.
Последующие дни Виталик носился по городу как угорелый — его подстегивала жажда скорее встретиться с Зозулей и получить свои проценты. Вскоре он позвонил из междугородного автомата Анатолию Терентьевичу.
На встречу в аэропорту Манаков приехал заранее, положив в карман спичечный коробок с плотно втиснутыми в него крупными купюрами валюты. Побродив по залу и не заметив ничего подозрительного, он устроился неподалеку от буфета.
Зозуля появился в толпе пассажиров — как всегда элегантный, в светлом костюме, с незажженной сигаретой во рту. Манаков знал, что в кармане у Терентьевича лежит билет на первый обратный рейс и, как только они обменяются спичечными коробками, в одном из которых валюта, а в другом аккредитивы, Зозуля вновь зарегистрируется и улетит.
Обмен прошел гладко. Анатолий Терентьевич попросил прикурить и получил спичечный коробок с валютой, опустив его в карман своего светлого пиджака. Виталик иронически намекнул на школьную привычку заигрывать спички, и ему вернули коробок, но уже другой, с аккредитивами. Извинившись, Зозуля обворожительно улыбнулся и медленно удалился не оглядываясь.
Довольный, Манаков украдкой заглянул в коробок. Все без обмана, лежат радужные бумажки. С трудом сдерживая желание погладить карман, Виталик поспешил на выход. Сейчас он сядет в автомобиль, отъедет подальше, а потом переложит аккредитивы в бумажник и обменяет их на наличные в первой попавшейся сберкассе. Конечно, не все сразу — совсем ни к чему привлекать к себе внимание.
Однако получилось не так, как он рассчитывал. Его остановили прилично одетые молодые люди, предъявили красные книжечки и предложили следовать за ними. От испуга и неожиданности Виталик потерял голову — оттолкнув неизвестных, он бросился бежать, лавируя между бестолково сновавшими по залу ожидания пассажирами с портфелями, чемоданами и сетками. Коробок жег карман, и надо было его выбросить, но не позволила жадность. Когда он решился наконец бросить проклятую коробочку, его уже поймали на лестнице, заломили руки за спину и под любопытными взглядами зевак, охочих до всякого случайного и бесплатного зрелища, потащили в комнату милиции. Лица окружающих сразу же слились в одно светлое пятно, в голове гудело, ноги сделались ватными, и казалось, что, отпусти милиционеры его руки, он осядет на пол, как тряпичная кукла.
