После интервью у Андерберга ее подвезли домой на служебной машине, так что велосипед так и остался стоять в полицейском гараже. Быстрее всего туда можно попасть на лифте из КПЗ, и Нурмен спустилась по лестнице в «бежевый километр», как какой-то шутник назвал длинный проход с камерами.
Внизу, как обычно в пятничный вечер, дела шли полным ходом. Все камеры уже забиты, двое усталых дознавателей перемещались между многочисленными помещениями, где множество патрульных полицейских писали отчеты. Особенно буйный алкаш в сопровождении пары крепких патрульных занял собой почти все пространство перед стеклянной будкой дежурного.
Разгребать пьяных и разнимать драки «тяпничным» вечером — безусловно, полезный опыт, но она не особенно по нему скучала…
Один из полицейских, узнав Ребекку, кивнул, когда она проходила мимо, и женщина ответила на его приветствие. По пути к лифту она услышала, как из его рации раздалось: «Передает семидесятый! Внимание всем патрульным экипажам! Машины срочно на улицу Хамнгатан и к универмагу „Нурдиска Компаниет…“»
* * *
Ничего не происходило. Не то чтобы он знал, чего ему ждать, но все-таки? Ведь должна же последовать какая-то реакция! После столь драматического начала легкое мигание ламп и вой полицейских сирен — как-то маловато. Хоть бы чьи-нибудь шаги по коридору или сердитый стук в дверь!
А это?.. Просто ничегошеньки.
Disappointed!!![30]
Он подождал еще минуту, затем разочарованно вышел из помещения, вразвалочку спустился по лестнице и, только перейдя на другую сторону улицы и войдя в сквер Кунгстрэгорден, начал потихоньку понимать…
— Просто встали, — сказал какой-то мужик другому парню, показывая в сторону здания, из которого только что вышел Эйч Пи.
— А разве они обычно не светятся? — спрашивали проходившие мимо люди.
Потом он увидел людей, направляющих куда-то камеры своих мобильников. Тут уже собралась целая толпа и фотографировала. Проследив за направлением их взглядов, Эйч Пи понял, что все смотрят куда-то вверх, на крыши зданий, и осознал, что именно вызвало у них такое любопытство. Его разочарование как ветром сдуло. Оно сменилось неописуемым чувством, которое не шло ни в какое сравнение с теми ощущениями, что он испытывал ранее. Сердце готово было вырваться из груди. Эйч Пи почувствовал, что подошвы кроссовок почти оторвались от земли, а джинсы как-то странно натянулись.
Просто сногсшибательно круто! Вот так «миссия выполнена»!
Там, высоко-высоко над медными крышами, огромные светящиеся часы универмага «Эн Ко», уже полвека без перерыва вращавшиеся над городом, внезапно встали. Стрелки на темном циферблате остановились ровно на семи.
И тут Эйч Пи понял, насколько прав был Гейм-мастер. Начался новый временной отсчет.
Глава 05
Playing the game[31]
Иногда, особенно во сне, она по-прежнему видела перед собой его лицо. Точно так, как в последний раз, когда они посмотрели друг другу в глаза. Сначала ярость, затем недоумение и, наконец, страх в его глазах, когда он понял, что сейчас умрет.
Она всегда переживала этот момент заново, как какой-то постепенно замедляющийся фильм. Видела, как он парит будто в невесомости между небом и землей, между жизнью и смертью, а его руки медленно делают кругообразные движения, словно что-то ищут: сначала — равновесие, затем — спасение. На краткий миг кажется, что природа сделала исключение, позволив ему побалансировать на грани, несмотря на то что он уже должен был упасть. Как если бы закон всемирного тяготения отменили на время, достаточное для того, чтобы Ребекка успела увидеть страх и обвинение в его глазах. Она — на полу, всего в каком-то метре от его ног, достаточно близко, чтобы дотянуться, протянуть руку и спасти.
Как и много раз прежде, Ребекка медленно прокручивала в голове этот клип до того момента, когда все останавливалось, как если бы нажимала кнопку «Стоп» на пульте. И вот на эту самую секунду у нее появлялся шанс действительно протянуть руку и попробовать сделать несделанное. Спасти его. Стоило ей только захотеть.
Но, несмотря на то что Ребекка пыталась убедить себя, что любила его, что раскаивается и что меньше всего на свете хотела, чтобы случилась беда, ничего не помогало. Потому что глубоко внутри, там, куда разум не доставал, она по-прежнему — хоть и прошло уже тринадцать лет — не желала ничего так сильно, кроме одного: чтобы он туда упал. Чтобы его лицо превратилось в кашу и стало неузнаваемым, чтобы сломались, как спички, его руки и ноги, чтобы те самые мягкие ладони, которые она любила и которых боялась больше всего на свете, превратились в кровавые клочья, разбившись об асфальт там, внизу.
